Вика
Золотистый утренний свет переливается в волосах Марка и, подкрашивая редкую седину на висках, превращает тонкие бесцветные нити в лучи осеннего солнца. Среди черно-угольных прядей они очень заметны. Муж волнуется, что слишком рано они появились, а мне нравится: это придает ему серьезный вид, даже когда дурачится.
Переворачиваюсь набок и запускаю пальцы в растрепанную шевелюру мужа. Перебираю пряди любимых волос. Длинные, прикрывают уши и вечно занавешивают голубые, как небо, глаза. Особенно, когда Марк сердится, но это случается крайне редко: муж покладистый и добрый, и я не всегда верю в свое счастье. Как никто не посмел его увести у меня, ума не приложу. Прижимаясь ближе, вдыхаю аромат лимонного шампуня с тонкой нотой перечной мяты.
– Марк, на работу пора, – шепчу и прикусываю ухо. – У меня есть к тебе дело…
– Вик, солнце, я лег очень поздно. Дай еще полчаса, – бурчит Вольный, раскрывая объятия и притягивая меня к себе. – Мм… как ты приятно пахнешь…
– Кот ленивый, вставай. Ты вчера от Яна во сколько пришел? Я не дождалась. Так что теперь не отстану, – наигранно злюсь. Вру. Слышала, как Марк вернулся, просто притворилась, что сплю. Я знала, что он устал: упал на кровать и уснул через минуту, стоило только переплести наши ноги и руки и прижаться к его бедрам.
У Зимы последнее время какие-то проблемы. Марк частенько у него задерживался. Что-то с проектом не складывалось, а может, на личном фронте без перемен. Зимовский в нашей компании одиночка, и ему, как лучшему другу, нужна была особая поддержка.
– Медди, я так не хочу в командировку, – говорит Марк и резко распахивает глаза. Проливает синь глаз из-под густых ресниц. Его лицо озаряется чудной улыбкой – только у него одного такая. – Можно я не поеду?
– Смеешься? Это ты у меня спрашиваешь? Я бы тебя привязала к дому и не отпускала вечно, но надо на что-то жить. Мои уроки танцев вряд ли нас прокормят и оплатят кредиты. А вдруг ребенок, а вдруг не один?
Марк, смеясь, переворачивает меня на спину и закидывает руки за голову. Прижимает к постели и остужает сине-мглистым взором, откуда чуть не сыпятся звезды.
– Рано. Я еще не нагулялся. Дай пожить без пеленок и ночных визгов.
Закусываю губу и тяну на себя простынь, чтобы прикрыть наготу.
– Ах вот ты как! Боишься, что дети не будут давать тебе спать? Все! Не подходи ко мне!
– Я обиделась… – заканчивает Вольный. – Вик, серьезно, ты, правда, хочешь ребенка? – прищуривается и немного наклоняется, отчего я слышу тонкий запах смуглой кожи, легкую приятную терпкость и сумасшедший тягучий аромат нероли.
Задумываюсь, прикрыв не до конца веки: так, чтобы видеть Марка и его замешательство. Конечно, хочу. Но…
Последние дни плохо сплю из-за мерзкого предчувствия. Вчера оно не давало уснуть до полночи, а сегодня разбудило в четыре утра. Пришлось встречать рассвет в незашторенном окне, где на индиго небе разгорался новый осенний день, а потом лежать, не шевелясь, и наблюдать, как Марк безмятежно спит.
– Хочу, но просто не сейчас, – отвечаю, стараясь не выдать волнение в голосе. – Переедем в свою квартиру или лучше дом. Да и мне хочется, чтобы ты был почаще рядом. Вечно по командировкам мотаешься. Неужели у нас в городе нет достойных проектов для крутого архитектора? Зачем так далеко брать работу?
– Ты же знаешь, что я делаю все, что в моих силах, – отвечает муж и пропускает несколько прядей моих волос сквозь пальцы. Тянет их к губам. На фоне его светлой кожи они кажутся медными лентами. – И пока беру любые заказы, – целует меня в висок, отчего по коже мечутся теплые колючки. – Выбирать не получается.
– Знаю, Марк. Просто я скучаю и очень волнуюсь, – обнимаю его крепкую шею, притягиваю к себе.
– Погоди, – муж удерживает вес на руках и, бегло целуя меня в нос, спрыгивает на пол. – Мне нужно в душ.
Я остаюсь лежать в кровати. Неприкрытая и доступная. Гляжу в окно на разгулявшийся день и смахиваю ресницами набежавшие слезы.
Что со мной не так?
С нашего этажа не видно верхушки деревьев, но я знаю, что там за окном – золотая осень. Разномастная, пестрая и теплая. Давно такой не было. Вечно, то холодно, то зябко, то грязь – на улицу не выйдешь. А сейчас середина октября, можно спокойно гулять в футболке и легком свитере. Вот бы в парк, да посидеть вдвоем у реки… Но Марк уезжает на несколько дней, а когда вернется, обязательно пойдет дождь. Как на зло. Мы уже полмесяца собираемся сходить на набережную, но времени так и не нашлось.
– Пойдешь со мной в душ? – говорит Марк, вытягивая меня своей белозубой улыбкой из мутных раздумий. Он подпирает косяк и смотрит исподлобья. Острый, пронзительный взгляд, а в сине-лазурных радужках пляшет беспокойство. – Вика, что случилось? Ты расстроена из-за поездки?
– Немного, – отвечаю я и прячу глаза. Стыдно, что порчу ему настроение перед дорогой. Не нужны мужу сейчас лишние переживания.
Марк протягивает руку.
– Идем. У меня шестьдесят минут до того, как такси приедет.
Сползаю с кровати, неуклюже путаясь в тонкой ткани простыни. Я без ночнушки. Когда с Марком поженились, перестала их вообще носить. А зачем? Вечно или снимем, или порвем в порыве страсти.
Усмехаясь мыслям, подхожу ближе. Качаю бедрами и откидываю густые волосы за спину. Нацепляю на лицо самую натуральную улыбку.
Марк подбадривает:
– Не хмурься. Три дня быстро пройдут. А сейчас давай просто побудем вместе.
Не отвечаю. Еще шаг, и просто налетаю на желанные губы. Слизывая влагу, проникаю внутрь и сплетаюсь с языком мужа. Аромат зубной пасты со вкусом кокоса добавляет поцелую уникальные оттенки. Марк, как маленький ребенок, не любит взрослые пасты. Ему подавай сладкие: шоколадные, ванильные или фруктовые. Но меня это только забавляет. И возбуждает.
Забираемся в душ. Долго целуемся. От этого сносит крышу и подкашивает ноги. Марк все сильнее оттесняет меня к стене. У нас большая кабина, нарочно брали для двоих, чтобы можно было…
Крепкие руки скользят по талии вверх и, пересчитав ребра, сминают грудь. Я выгибаюсь и выпускаю протяжный стон мужу в губы. Он ловит его, проникая языком все глубже и глубже. Кусает, тянет, делает своей. Горю и плавлюсь от его прикосновений и не могу сдержать слезы. Они льются бессознательно, переплетаются-смешиваются с ощущениями и тоскливо-мрачным гулом под ребрами.
Три дня не смогу к Марку прикасаться. Три дня буду спать в холодной постели. Провожать закат и встречать рассвет в одиночестве. Да и еще два выходных впереди, и в клубе нет занятий. Придется дома что-то делать. Может, к родителям съездить.
– Все хорошо, золотая, – хрипло шепчет муж, отрываясь от губ, и едва касается кожи. Рисует на моем теле настоящие вечные тату. Незабываемые воспоминания. – Время пролетит быстро. Вот увидишь, Вика-а-а…