«Феноменология духа» – первое большое произведение Гегеля, которое он рассматривал в качестве составной части более обширной философской системы. Из него затем выросли «Наука логики» (в 3-х томах) и трехтомная «Энциклопедия философских наук», где логика занимает лишь один том. А потом вышли книги, посвященные уже отдельным философским наукам: «Философия права», «Философия истории», «Философия религии» и др.
«Феноменология духа» привлекает наше внимание прежде всего тем, что в ней заключена тайна всей последующей гегелевской философии. Изучив ее, мы получаем заветный ключ ко всей грандиозной философской системе Гегеля. Но изучение ее представляет почти неодолимые трудности, связанные с языком и стилем мышления этого великого философа.
В самом деле. Там, где другие говорят, что после сделанных прикидок надо вернуться к исходной мысли, в «Феноменологии духа» может быть сказано, что после проделанных опытов «предмет ушел из отношения к другому обратно в себя». Простая или даже банальная мысль о том, что правительство, действуя гласно, поддерживает законность и должно осознавать и отстаивать интересы общественности, опираясь на нравственные установки, получает у Гегеля такое выражение: «Общественность (Gemeinwesen), высший и явно при свете солнца действующий закон, имеет свою действительную жизненность в правительстве, так как в нем она есть индивид. Правительство есть рефлектированный в себя действительный дух, простая самость нравственной субстанции в целом». А в таком очень необычном высказывании: «Бывает, что право, которое скрывается в засаде, имеется налицо для совершающего поступки сознания не в свойственном ему облике, а лишь в себе, во внутренней вине решения и совершения поступков», речь идет всего лишь о человеке, принужденном какими-либо внешними обстоятельствами нарушить закон и испытывать потом чувство вины. И сможет ли кто-нибудь узнать обычное: «Слово не воробей вылетит, не поймаешь» в таком высказывании: «Речь и работа суть внешние проявления, в которых индивид в себе самом более не сохраняет себя и не обладает собой, а дает возможность внутреннему полностью выйти наружу и предоставляет его другому»?
Главная причина вносимых Гегелем «усложнений» философского языка связана с логическими тонкостями, которые становятся логико-методологическим базисом всего его учения и особенно важную роль играют именно в «Феноменологии духа». Вслед за Кантом и Фихте Гегель стремится придать своему изложению характер сплошной дедукции, опираясь при этом на так называемый метод раздвоения единого на противоположности, введенный раньше Фихте в качестве нового логического способа строить выводы. Плохо освоенный впоследствии логикой этот инструментарий вносит неизмеримо больше трудностей в понимание хода мысли философа, нежели его знаменитые иносказания. В последующих своих работах Гегель уже не рискует нагрузить читателя замысловатостями своей сквозной дедукции во всей полноте, оставляя от нее в основном одну только триадичность. Поэтому остальные его произведения читаются гораздо легче, зато и специфически гегелевского в них несравненно меньше.
Благодаря своей многогранности философия Гегеля получила в свое время необыкновенно быстрое и широкое распространение. Однако ее самое глубинное, логикометодологическое, ядро, хотя и не обойдено вниманием, особенно в марксизме, все же осваивается медленно. Гениально предугаданная великим философом диалектическая логика остается скрытой в «Феноменологии духа», как тайнописью, за ее хитроумными арабесками мысли, над каждой из которых приходится думать, как над шахматным ходом.
Задача настоящего комментария будет выполнена, если он повысит интерес к дальнейшему изучению логикометодологических идей Гегеля.
Особенностью изложения в нашем комментарии выступает отсутствие обычных сносок: современному читателю вместо поиска нужного ему издания, а – в нем нужной страницы проще воспользоваться всегда доступным электронным текстом и найти интересующую его цитату через компьютерное поисковое устройство.
Философский язык Гегеля – философский язык его предшественников
Становление Гегеля как мыслителя относится к тем временам, когда общепризнанным патриархом всей европейской философии был Иммануил Кант. И, подобно другим представителям немецкого классического идеализма, молодой Гегель прошел через стадию увлечения кантианством, хотя позднее его отношение к нему поменялось значительно. Смена ориентаций объясняется в первую очередь рядом замечательных достижений, полученных И. Фихте в рамках его наукоучения. Правда, достижений, представленных, по мнению Гегеля, пока еще в сыром виде и подлежащих дальнейшей обработке. Фихте считает себя продолжателем Канта, хотя он не конкретизирует его учение, не решает прикладные вопросы с помощью выявленных Кантом принципов. Создатель наукоучения пытается найти первопринципы универсальной системы знания на том пути, начальные шаги на котором уже были Кантом сделаны, как считает его продолжатель, и сделаны с успехом. Наукоучение, по мысли его создателя, должно отыскать более глубокие начала философствования, чем те, которые дает кантовский критицизм. Развертываясь в систему, оно приводит туда, откуда начинается Кант. Шеллинг и еще больше Гегель являются продолжателями не Канта, а Фихте, особенно в логико-методологической части своих исканий. В то время как Фихте дополняет критическую философию, превращает ее в предварительную ступень более высокой философской точки зрения, над выработкой которой он трудится, Гегель смотрит на наследие кенигсбергского мыслителя как на нечто, подлежащее исправлению и критике, хотя он, конечно, отдает себе отчет в том, что с Кантом связана целая эпоха в становлении научной философии.
Наиболее характерные черты взаимоотношения между Фихте и Гегелем проявляются в том способе развертывания системы знания, который представляет собой так называемое раздвоение единого на противоположности и их последующее взаимодействие с возникающей отсюда проблемой их гармонизации. Важно, что данный прием рассматривается как новая форма дедукции, родившаяся в недрах наукоучения из его субъективно-идеалистической онтологии. Поскольку наше Я, согласно принципам такой философии, есть единственная достоверная реальность, то, отмечает Фихте, первое, что устанавливает Я, когда приступает к познавательной деятельности, это то, что Я есть Я, то есть осознает себя, и тем самым сразу же раздваивается на две взаимодействующие половинки: на того, кто мыслит, и на то, что мыслится. Это самый первый и самый простой познавательный акт, элементарнее которого ничего нет и не может быть; все остальные умственные операции по получению новых выводов должны составляться из него. Отсюда и появляется такая манера, в которой Я с необходимостью предполагает не-Я, действие можно мыслить лишь вместе с противодействием, принуждение автоматически ведет к представлению о свободе и так далее и тому подобное. Мысля одно, мы, получается, сразу же мыслим и некоторое его отрицание и, следовательно, должны думать теперь о согласовании того и другого. Обозначение через тезис, антитезис и синтез ступеней такого способа строить вывод имеется у Шеллинга. Гегель с одобрением смотрит на затею Фихте вывести с помощью такого метода всю систему философских категорий, хотя полагает, что ее осуществление в наукоучении страдает множеством недостатков. Сам Гегель проделывает в «Науке логики» ту же самую работу, а триадичность становится рутинным шаблонным приемом изложения и рассуждения и не только здесь, но и вообще.
