1
Шерп закричал и, взмахнув руками, исчез в снежном облаке.
Я вцепился в рукоять ледоруба, но ледяная глыба перебила ее.
Снег застлал все – шипящий, ледяной. Меня с маху вынесло в кулуар. Только не быть засосанным! Я отталкивался, выгребал руками и ногами, скользил, обдирая лицо, руки, а вокруг с шипением и свистом летели белые струи, будто я попал в кипящий котел.
Мне повезло. Меня выбросило из лавины.
Снежный поток распался, и только далеко внизу клубилось снежное облако, над которым сияли нежные радуги. Все смолкло. Лишь запорошенные мельчайшей снежной пылью скалы вели низкую басовую ноту. Ледяная пирамида Джомолунгмы лениво развевала по ветру снежный султан. Она походила на всклокоченное равнодушное чудовище, но, представив метель, бушующую на ее вершине, я невольно повел плечами – там хуже, хуже. Как и на Лходзе, как и на Нупзе, тоже выкинувших над вершинами белые снежные вымпелы.
Вставай, сказал я себе. Пасанг попал под лавину. Шерп, которому ты еще даже не заплатил за полный сезон, сметен снегом к озеру. Два месяца он послушно таскал твои грузы и ни разу не отказался от самых безумных маршрутов, вставай!
Я поднялся. Долина подо мной была затоплена снежным туманом, но его уже разносило ветром. Я отчетливо увидел внизу вдавленное, как линза, черное ледниковое озеро. Немного не дойдя до каменистого берега, снежная лавина разбилась о щетку торчащих, как пальцы, скал. Горше всего было сознавать, что все это случилось в трех шагах от триумфа. Ведь я видел тень, мелькнувшую на леднике, я отчетливо видел цепочку следов. А это мог быть только йети!
И за шаг до триумфа судьба остановила меня.
Ладно, не думай об этом. Главное сейчас – отыскать шерпа.
Пасанг был с тобой на леднике, сказал я себе. Биваки в палатках – с горячим чаем и ромом, холодные биваки в стременах, когда мы зависали на штормовых лесенках, прихваченных к скалам металлическими крюками, траверсы по почти вертикальным склонам. Я должен отыскать шерпа. Я обязан это сделать, хотя знаю, что йети будет уходить все дальше и дальше.
Хлопок заставил меня обернуться.
По крутой скале, помогая себе крыльями, суетливо взбиралась стайка лерв – черноклювых, глупых, невозмутимых. Птицы задерживались у трещин, вглядывались, наклоняя головы, перекликались ворчливо, хмуро. На меня они не смотрели, как никогда не смотрел на меня шерп. Как он представлял Европу? Как представлял себе страну, откуда время от времени приходят такие сумасшедшие, как я, чтобы упорно блуждать по ледникам, заселенным только духами?
Нащупывая ногой ледяные ступени, я начал спуск к озеру.
Будь под рукой веревка, я проделал бы этот путь за считаные минуты, но ничего у меня не было – ни веревки, ни ледоруба, ни рюкзака, а снежный туман опять затопил расщелину кулуара, я не видел, куда ставлю ногу. Переполз через трещину, поросшую внутри ледяными кристаллами – печальный асимметричный лес из зубцов, конусов густо-зеленых, холодных даже на вид. Час назад я внимательно присмотрелся бы к ледяным кристаллам, но сейчас не стал терять ни минуты.
Стены скал поднялись надо мной.
Я замер, пораженный неподвижной грандиозностью сияющих ледяных козырьков, стекающих вниз как застывшие водопады. Страх мучил меня: я боялся найти раздавленного, выброшенного из лавины шерпа. Наверное, мне было бы легче искать его, если бы мы допустили одну из тех ошибок, от которых в горах никто не избавлен, но мне не в чем было упрекнуть себя.
В разрывах тумана сверкнули вершины зубчатого хребта.
Солнце окрашивало вершины в желтые и зеленоватые тона, но я знал, что через некоторое время каменные гиганты вспыхнут ослепительной белизной. С узкого гребня, последнего препятствия перед озером, открылась далеко внизу долина, усыпанная пятнами крошечных деревень, и светло-голубая лента реки. Еще дальше, совсем далеко, темнела одинокая вершина, на фоне которой ледник казался высеченным из чудесного мрачного хрусталя. Эта вершина казалась такой недоступной, что я снова почувствовал горькое сожаление об упущенном триумфе.
Бог мой! Я вздрогнул.
Внизу, по берегу озера, шел шерп.
Сгорбившись, припадая на одну ногу, он преодолевал рыхлые сугробы.
Жители гор умеют перекликаться на огромных расстояниях. Секрет заключается в правильном ритме. Так читают молитвы в огромных соборах. Сложив руки рупором, я закричал, стараясь растягивать гласные. Звук медленно пронизал морозный воздух, отразился от скал, но шерп не откликнулся. Сгорбившись, он уходил прочь от озера, к морене. Наверное, он что-то там увидел. Ледоруб? Рюкзак? Неважно. Шерп жив, это уже хорошо. Мне сразу стало легче. Если йети действительно ушел вверх, мы можем его перехватить. Кулуар выходит в закрытый цирк, оттуда не уйдешь.
Но куда уходит Пасанг? – удивился я.
Впрочем, если шерп счел нужным выйти на ледяную морену, значит, у него были на то причины. Сам я просто продолжил спуск и, когда лед подо мной выровнялся, опустился на корточки.
Снежный туман висел над замкнутым амфитеатром тоненьким колеблющимся потолком, легко пропускающим нежные рассеянные лучи солнца. Озеро вблизи показалось мне еще более черным, хотя на дне сквозь воду можно было рассмотреть каждый камень. Плоский берег был пуст и гол, и я сразу увидел рюкзак, вытащенный шерпом из снежного завала.
Я выбрал место и поставил палатку.
Иногда я посматривал на одинокую ледяную вершину, торчащую над кулуаром, как рыбий хвост. Она не курилась, она только поблескивала чудовищной ледяной броней, и я надеялся, что блеск этот – признак хорошей погоды. А раз так, завтра мы повторим восхождение. И может…
Может, вновь увидим йети…
Стая глупых лерв опустилась на берег и, хлопая крыльями, побрела к воде.
Они двигались так уверенно и так слепо, что я испугался: они не заметят прозрачную ледяную воду, – но у самой кромки птицы сразу все, как одна, повернули и двинулись вдоль цепочки следов, оставленных шерпом. Какая-то странность наблюдалась в этих следах. Я не сразу понял, что гляжу на отпечатки босых ног.
2
Быстро темнело.
Нашарив фонарь, я вернулся к следу.
Если шерп вытянул из лавины мой рюкзак, лихорадочно думал я, он не ушел бы босиком, хотя бы обернул ноги тряпками, взял шерстяные носки. В любом случае он бы стал ждать меня.
Взошла луна и осветила морену.
Теперь я тщательно осмотрел следы.
Возле берега они расплылись, но выше, на свежем снегу, остались четкими.
Следы эти были гораздо крупнее моих, а большой палец странно отставлен в сторону. Кроме того, у самой пятки можно было проследить два треугольных отпечатка, как от пучка волос. А там, где идущий пару раз попал ногой в расщелину, остались на камне отдельные волоски.
Затаив дыхание, я собрал их.