Пролог. Шестьдесят пять лет назад
Персонажи, упомянутые в этой книге, являются вымышленными.
Любое сходство с реальными людьми или подлинными событиями носит случайный характер и не входило в намерения автора
***
…Тайка давила в себе страх.
Продолжала идти вперёд, помня про данное слово.
Пионеры всегда держат слово, так? Вот и она сдержит. Хоть и хочется – безумно хочется! – развернуться и сигануть обратно: прочь с жутковатого, пропахшего смертями, кладбища.
Сандалики вязли в жирной земле; звенели голодные комары, атакуя со всех сторон, как мессершмитты. Ветер, даром что весенний, врезался в лицо арктическим холодом, дёргал бесстыдно за кончики красного галстука.
Позади тяжело дышали. Не отпускала плечо цепкая рука.
Тайка шла вперёд. Тайка возглавляла странное шествие. Но вот споткнулась, ойкнула, чуть притормозила…
– Не стой. Веди!
Тайка с невольной обидой покосилась на высокого парня. Привычно поёжилась, когда быстрый взгляд её метнулся по бинту, что скрывал его глаза.
Вернее, то, что от них осталось.
– Веди. Ну пожалуйста.
Не приказ. Просьба.
Тайка подчинилась и вновь повела слепца: аккуратно, подсказывая, где ямки да препятствия.
Позади, лавируя меж могил и надгробий, шёл мальчик лет шестнадцати. На руках он нёс девушку, что молчала, словно воды в рот набрала. Лишь изредка, отвлекаясь от впереди бредущих, она проводила рукой по седым волосам и утыкала взгляд в свои ноги, стянутые повязками.
Мальчик же непрерывно сглатывал, словно боясь чего-то, а когда Тайка оглядывалась – прятал глаза. Смотрел куда угодно, только бы не на неё. Сглатывал чаще – так, что на шее дёргался кадык.
Но нет, это был точно не страх. Тайка отворачивалась, ощущая озноб. Вспоминая багровый обрубок, засевший во рту мальчика.
Безголосый.
Безглазый.
И безногая.
Тайка вела их вперёд, чтобы отомстить.
– Где мы?
Краткая остановка, объяснения Тайки. Скупой кивок.
– Хорошо. Осталось чуть-чуть.
Чуть-чуть – и они дойдут до места преступления, найдут улики, что оставили беспечные злодеи, и Тайка отнесёт их в милицию. И они наконец-то поверят. Они их найдут, восстановят справедливость. Обязательно!
Тайка думала так. И давила – как фашиста, давила! – неуёмный страх-прилипалу. Пытаясь отвлечься, думала о грядущем Дне Победы. Красных гвоздиках, парадах и демонстрациях, где народ будет стоять плечом к плечу, народ-победитель, вместе, и…
Шорох в кустах. Зайчишкой-трусишкой дрогнуло сердце.
– Ну что ты? Ну что опять?
В голосе старшего – плохо скрытое раздражение. Пальцы на плече схватили крепче, больнее.
Тайка ответила, стараясь, чтобы голос не дрожал:
– В кустах… точно сидит кто.
Губы парня изогнулись в подобии улыбки – впервые за время знакомства.
– Мертвяки там, Таисия. Только мертвяки. Бояться надо живых, а не мёртвых. Поняла? Идём дальше.
«А если там те, они? Кто вас покалечил?» – подумала Тайка, но прикусила язык.
Не буди лиха, пока оно тихо. Не зови чёрта – не появится. Как бабушка говорила.
Значит, вперёд. До победного конца.
Конца.
«Тьфу ты, что ж всё плохое на ум приходит? Гадость какая…»
День, ещё в самом соку, – и трёх часов нет – странно мерк на кладбище. Корявые деревья, сплетаясь сухим кружевом ветвей, создавали над головой мрачный шатёр. Тряпки, повязанные на ветках то тут, то там, колыхались на ветру, подпитывая Тайкино воображение: пиратские флаги, висельники, привидения… Брр.
Но вот и нужное место. Пришли!
Тайка старательно, как на уроке, зачитала надпись на надгробии. Пальцы старшего расслабились, донёсся вздох облегчения.
– Да. Здесь это. Ура!
Тайка радостно завертела головой: не видать ли где улик? Может, совсем рядом валяется обронённая зажигалка? Выбитый в драке зуб? Что-нибудь на виду, чтоб не лазить далеко? Найти – и быстрей обратно, в город, в милицию. К мамке домой!
Рука вернулась столь нежданно, что Тайка взвизгнула.
– Дерево видишь? Шагах в десяти отсюда?
– Ну, вижу…
– Веди туда. Там наши вещи, украденные. Копать надо!
Тайка заморгала. Прошляпила комара, который приземлился на ухо и взялся сосать кровь.
– А улики… как же… И ты не говорил…
– Потом улики. Никуда не денутся! Они обокрали нас, понимаешь? Обокрали! И до того, как… – парень задохнулся, сжал в ярости кулак. Продолжил рычащим голосом: – Я увидел, где они всё закапывают. Чтоб с собой не тащить, если облава будет. А потом – перепрятать. Хитрозадые очень твари. Но мы их опередим. Опередим! Идём туда, Таисия. Прошу тебя!
И они пошли. Вскоре Тайка, стоя на коленях, уже работала лопаткой, запасливо взятой в портфель. Мальчик, оставив свою ношу, возился в земле вместе с ней. Копал прямо ногтями, бесстрашно ломая их, – будто не в силах дождаться, пока Тайка всё сделает.
Когда лопатка звучно ткнулась в нечто твёрдое, замерли все. Даже комары как-то стихли.
Но мгновение прошло, и Тайка стала копать ещё быстрее, усерднее. Чёлка липла ко вспотевшему лбу, ветер врезался в спину лютыми порывами. В ушах били барабаны.
…Металлическую коробку тащили вместе, в четыре руки.
Добрые пять минут возились с заедавшим замком, благо у хозяев был запасной ключик. А уж когда открыли и вытряхнули на землю…
Затаив дыхание, Тайка смотрела на серебряное кольцо с черепком. На пенсне красного стекла – старинное, как у буржуйских аристократов. На хрупкую, белёсую, явно древнюю дудочку, похожую на кость.
И туфельки. Туфельки на тонюсеньком каблуке-шпильке, обтянутые чудно́й кожей. Светлой такой. Напоминающей…
Тайка вдруг поняла и шарахнулась от находки. Вскрикнула, наткнувшись на мальчика, что как-то оказался позади, ещё успела заметить, что тот выронил пузырёк с некой жидкостью…
И лицо её накрыла влажная тряпка.
***
«Бояться надо живых, а не мёртвых».
В голове – туман, в ушах – безмолвие. Хочется спать, словно гриппуешь, но мама успела дать лекарство. И ты падаешь, ме-е-е-едленно падаешь в никуда, утыкаясь лицом в комковатую подушку. Спишь, посапывая носом-пятачком, чтобы проснуться ранним утром, бодрой и свежей, как огурчик.
«Бояться надо живых, а не мёртвых».
Фраза эта зудит комаром. Возникнув из тумана, летает в сознании, обещая нечто страшное, немыслимое…
И Тайка начинает пробиваться сквозь дрёму. Медленно, словно вся она в огромной кастрюльке, полной киселя. Руки-ноги-голова – всё в киселе, всё кисельное, тряское, невозможно-ненастоящее.
Ресницы дрожат. Из ушей словно вынимают беруши.
«Бояться надо живых, а не мёртвых».
Тайка дёргается. И с ужасом приходит в себя.
Связанная, она лежит на земле, точно мёртвая бабочка, приколотая шпилькой в альбоме коллекционера. В памяти мелькает человек на кресте, что прячет бабушка. Мелькает – и исчезает, поглощённый вспышкой паники.
«Бояться надо живых, а не мёртвых».
Ветер приносит чей-то смех, но Тайка не может понять, кто смеётся. Двое подходят ближе, встают на колени слева и справа от трясущейся, немой от ужаса Тайки. На горбатом носу одного блестит кровавое стекло. Торчит из нагрудного кармана другого костяная дудочка.