Наступило лето 6779 года от сотворения мира, или шёл 1270 год от Рождества Христова. Младший брат великого князя владимирского Ярослава Ярославовича тихо и спокойно княжил в Костроме, которую получил ещё от своего отца, великого князя Ярослава Всеволодовича.
Василий Ярославович был первым в очереди на великое княжение, но так как его брат был старше его всего на шесть лет, то особых надежд князь не питал. Прошлой осенью князь Василий Ярославович женился на боярыне Марфе. Поскольку сам великий князь позволил себе сочетаться браком с дочерью боярина, то и его младший брат не стал долго подбирать себе невесту, а выбрал красивую девушку из благородного боярского рода в Костроме. Свадьба прошла тихо. Никого по этому случаю в Кострому не приглашали.
Со своей супругой князь Василий особо не общался, считая её значительно ниже себя по достоинству. Он стал подчёркивать это с первых же дней супружеской жизни. Ему вообще не хотелось вступать в брак, но на этом настояли его ближники, первым из которых был Фёдор Ростиславович, отец княгини.
Боярин Фёдор Ростиславович был человек острого ума и хотел править Костромой от имени князя Василия. Тот в свои тридцать с лишним лет посвящал всё время отдыху и забавам, привечая у себя скоморохов и прочих весельников. Ради власти боярин и добился того, чтобы Василий женился на его дочери. Однако князь вовсе не был подвержен пороку пьянства и не собирался затуманивать свой разум хмелем. Он правил сам, иногда прислушиваясь к советам тестя, а иногда нет. Князь был не лишён амбиций и предпочитал дожидаться положенного ему великого княжения, совсем не заботясь о том, что его могут и вовсе обойти племянники, сыновья покойных братьев. Князь Василий верил в то, что лествичное право, существующее на Руси, едва ли может рухнуть, а посему все тревожные мысли, которые иногда посещали его, он отгонял.
Основной бедой Василия было то, что о нём изо всех сил старались забыть. Брат Ярослав, взойдя на великокняжеский престол, даже не подумал добавить к владениям Василия каких-либо уделов и общих дел вести с ним не собирался. Дети Александра Невского также не хотели поддерживать с ним общение. В походы его никто не звал, на свадьбы не приглашал.
Тёплым летним деньком боярин Фёдор Ростиславович, тесть князя, остался, как и всегда перед трапезой, поговорить с Василием о делах княжества. Боярин начал было рассказывать о заготовке сена для коней, но Василий резко перебил его.
– Ты не о сене, боярин, подумай, а скажи мне, какие вести идут из Новгорода?
Фёдор Ростиславович не спешил с ответом. С чего это князь, которого в народе некоторые и вовсе прозвали Квашнёй за его неспешность, заинтересовался городом Рюрика?
– Думаю, князь, что новгородцы теперь ещё сильнее стали благодаря удачному походу твоего брата, великого князя Ярослава. Сила его сейчас велика, зато престиж не очень высок. Многие новгородцы, как я слышал одним ухом, винят его в том, что он не хочет соблюдать договор. Слышал, он перед походом в Эстляндию принудил новгородцев избрать тысяцким своего человека. Это чуть было не кончилось разладом между ним и Новгородом.
– Ясно. Ну хорошо, так что, ты говорил, там с сеном творится?
– Запасли, князь, сено, и хватит его до весны, как и полагается. Как здоровье моей доченьки? – поинтересовался Фёдор Ростиславович.
– Ты, боярин, видел её позже меня, – ответил князь, – это мне тебе стоит вопрос этот задать. Не думай о том, как твоя дочка поживает, это моя забота.
Фёдор постоял и помолчал. Увидев, что в трапезную уже входят весельники и скоморохи, он сел за стол. Боярин понимал, что князю едва ли ещё что-то интересно. Василий приковал свой взор к пляскам и шуткам скоморохов, которые высмеивали всё, что только можно.
Павша Ананьевич и Себеслав Игоревич
Павша Ананьевич, вынужденный уступить великому князю и признать тысяцким Ратибора Михайловича, вовсе не собирался сдаваться. Павша не пошёл в поход к Ревелю с великим князем, сославшись на старость лет. Его зять, Себеслав Игоревич, также остался в Новгороде. Эти два боярина нередко встречались и обсуждали свои намерения и последние изменения в городе.
Наместником по-прежнему оставался Юрий Андреевич, который, стоило только уйти великому князю в поход, вновь сошёлся со своей полюбовницей Ядвигой.
– Павша Ананьевич, – неспешно начал Себеслав Игоревич, – мне кажется, что нам надо осадить великого князя. Я уже не о месте тысяцкого ратую, а о том, что вся вольница новгородская под угрозой. Ярослав ушёл в поход, а племянник его, Юрка Паскуда, вновь в Городище свою литовскую блудницу запустил. Ведаешь ли ты, что вчера эти тати ограбили бояр Романа и Варфоломея? Что это за наместник, который вместе со своей блудницей у именитых людей Новгорода серебро отбирает, угрожая расправой?
– Согласен с тобой, Себеслав Игоревич, – поглаживая бороду, сказал Павша Ананьевич, – нынче нехорошие дела в Новгороде творятся. Но скажи мне, что делать прикажешь? Ярослав, хоть и не прославился ратными делами, без битвы занял Ревель и окрестности.
– А это оттого, что не было никакой опасности для Новгорода. Орден ослаблен, а что касается угрозы от датчан, то сдаётся мне, что всё это выдумки и слухи, которые по указке князя распущены были.
– Так-то оно так, Себеслав Игоревич, но простой народ обычно не славится длинной памятью. Сейчас они и не вспомнят, отчего их нелёгкая в поход понесла. К тому же поход этот оказался удачным. А Юрку Паскуду наместником терпеть больше мочи нет! Это я с тобой согласен, но делать-то что? Великий князь не хочет его никем заменять.
Оба боярина не спешили с очевидным решением, которое, однако, созрело у обоих в головах.
– А что, если сейчас народ на вече созвать и, пока нет великого князя, заменить его на другого?
– Не думаю, что сейчас время, Себеслав. Боюсь, что народ не поддержит, да и, вернувшись из похода, рать Ярослава сможет навести здесь порядок. Как бы всё это междоусобицей не кончилось, а это едва ли на пользу нашим торговым делам. Если князя и сгонять, то не сейчас. Пусть немного поправит.
– Ты, Павша Ананьевич, человек достойный, однако помни, пожалуйста, и о договорённостях наших, ведь выполнить их тебе всё равно придётся.
Павша Ананьевич ни на секунду не забывал о своём зяте, которому обещал место тысяцкого. Получалось, что сейчас настолько ослабла вольница в Новгороде, что он, посадник, не может своего тысяцкого усадить, и не потому, что нынешнего тысяцкого народ любит, а потому, что его назначил великий князь.
– Скоро Ярослав вернётся с ратью из-под Ревеля, – неспешно произнёс Павша Ананьевич, – делать ему в земле Новгородской больше нечего, значит, скорей всего, он покинет нас или хотя бы рать свою отпустит по домам. Вот тогда мы и подумаем, как вернуть нам нашу вольницу.
