Утро. Квартира. Обычная трехкомнатная. Типовая «хрущевка» с видом на соседнюю пятиэтажку, за ней были точно такие же «хрущевки». И еще «брежневки». Типичный спальный район одного из областных центров, не процветающего, но и не дотационного. Средненького.
В квартире стояла обычная, купленная в кредит мебель из ДСП – шкафы из ДСП, кровать из ДСП. На кровати лежал с прикрытыми глазами мужик в семейных трусах. В лицо ему бил яркий луч солнца. На улице была весна.
Он лежал один, жена находилась на кухне. Там что-то скворчало, звякало и пахло жареным луком.
– Ты долго еще будешь валяться?! – крикнула из кухни жена.
Мужик промолчал. Ему не хотелось вставать и не хотелось отвечать.
– Ты чего молчишь? Ты что, умер? Наконец-то…
Мужик поморщился. В спальню сунулась обернутая в бигуди голова.
– Ну, ты чего не встаешь-то?
– Так воскресенье же.
– Ну и чего?
– Ничего.
Утро было замечательное и ругаться всерьез было лень.
– Ты завтракать будешь?
– А чего там?
– Всё то же самое.
Значит, пирожки с луком и яйцами. Мужик встал, шаркая тапками и вздыхая, побрел в туалет.
– Ты так и будешь в трусах по дому ходить?! – возмутилась жена.
– А что?
– Ничего. Ты думаешь, очень приятно на тебя голого смотреть, ты думаешь, ты Шварценеггер?
Мужик, точно, не был Шварценеггером, мужик был обычный, какой-то средненький, как «хрущеба», в которой он жил, как мебель, на которой он спал. Был никакой. Увидишь такого в толпе, отвернешься и забудешь в ту же минуту и навек.
Зевая и почесываясь, мужик сел за стол, стал жевать что-то без вкуса и удовольствия под оживленный рассказ жены:
– А я ей… А она в ответ… А я ей… Ну ты чего молчишь?
– А чего?
– Ничего. Я же тебе рассказываю.
– Ну да, я слушаю.
– А чего молчишь?
– Так ты мне слова вставить не даешь.
Мужик поел и пошел гостиную. Рухнул в кресло, включил телевизор. По ящику шел футбол. Кто-то черт знает как играл хрен знает с кем, не понять, с каким счетом. Мужик вперился в экран, где по зеленому полю лениво передвигались фигуры в желтых и красных трусах.
– Ты чего там сел-то?
– Так футбол же.
– Ну и что? Ты мне обещал дверцу шкафа подкрутить. Сколько дней прошу.
– Да ладно. Подкручу. Успею.
– Ты теперь подкрути.
– Я же говорю: успею, день длинный.
Первый тайм кончился. Мужик пошел в коридор, вскарабкался к антресолям, нашарил какие-то инструменты и стал чего-то там колотить в шкафу. На пять минут наступила семейная идиллия.
– И еще шкафчик на кухне.
– Ты про шкафчик не говорила.
– Теперь говорю!
– У меня футбол!
– А у меня шкафчик. И муж безрукий!
Идиллия кончилась.
– Ты чего орешь, всё орешь и орешь? – вяло возмутился муж.
– А чё ты в трусах ходишь?
– Да я уже не в трусах!
– А раньше в трусах был!
– Так в трусах же, а не без них.
– А может, мне неприятно на тебя смотреть?
– Тьфу!.. – Мужик плюнул и пошел в туалет. С газетой.
Он сидел на унитазе и читал, что в стране всё, за исключением отдельных недостатков, очень хорошо. А он любил читать про недостатки, которые были интереснее успехов – как кто-то кого-то убил, потом расчленил и где-то закопал, а кто-то проворовался, потом сбежал, потом вернулся и по совокупности деяний был назначен куда-то чрезвычайным послом. Про успехи он читать не любил, так как многие победы страны были хуже иных поражений. С такими победами страна могла и не справиться.
В дверь поскреблись.
– Ну? – откликнулся мужик.
– Чё «ну»? Вылазь давай!
– Мне что, в туалет сходить нельзя? В свой выходной?
– А чего сидеть по часу?
– Сколько хочу, столько сижу! – возмутился мужик из-за двери.
– А детям лопнуть, да? Вон Ленка еле терпит.
– Папа, я пи-и-сать хочу-у, – стала подвывать Ленка.
Мужик опять вздохнул, слил воду и открыл дверь, в которую юркнула дочь. Мужик прошел в гостиную и плюхнулся в кресло.
– Ты чего опять сел?
– Так второй тайм.
– А с детьми погулять? А в театр со мной сходить? А к маме съездить? Ну чё ты молчишь-то? Что ты всё молчишь и молчишь?
Да, надо что-то говорить. Надо реагировать… А то как-то не по-мужски. Не хочется, но надо.
– Да ё-моё… – возмутился муж. – Ишачишь всю неделю как проклятый, и в выходные покоя нет! Что у тебя за характер за такой, Зинка?
– На себя посмотри! – возмутилась Зинка. – Как ухаживал – гоголем ходил, на руках обещал носить, а теперь дверцу прибить не допросишься. Правильно мама говорила…
– Дура ты, Зинка.
– А ты как будто умный!
Мужик махнул рукой и пошел к входной двери.
– Ты куда это собрался? – грозно заступила ему дорогу жена.
– В гараж.
– Опять?
– Не опять, а снова. Мне карбюратор перебрать надо.
– Ты же в прошлые выходные перебирал, – заподозрила неладное жена.
– Ну да, перебирал. Да не перебрал.
– Ага, не перебрал. Еще как перебрал. На ногах еле стоял.
– Можешь тогда ты в гараж, а я дома останусь? С удовольствием! – предложил муж. – А на дачу на автобусе поедем. С рассадой.
Аргумент был убойным. Перебрать карбюратор жена не могла, а рассаду переть на себе не хотелось. Возразить было нечего, но промолчать тоже нельзя.
– Я сколь раз говорила: давай новую машину купим.
– На какие шиши?
– «Жигуль» продадим!
– За три копейки?
– Тогда кредит возьмем. Теперь все кредиты берут. Вон Семеновы взяли и Гавриковы.
– А отдавать как?
– А ты работу поменяй.
– На какую?
– На где платят больше…
– А где больше? Может, мне в киллеры податься?
– А хоть и в киллеры. Хоть на панель! А так жить нельзя! Дети вон пообносились, я себе колготок лишних не могу… Кран течет… Правильно мама…
– Ну всё, я ушел. – Мужик бросил на макушку кепи и вышел, хлопнув дверью. Очень громко.
На улице было тепло и весело. Светило солнце, шныряли дети и собаки. А что? Нормальная семья, вполне себе типичная, в которой без ругани обойтись никак невозможно. Так все живут. И в их «хрущебе», и в соседней. Да и вообще в микрорайоне и областном центре. В стране. И он так живет. Как все. Нормально…
Гараж был недалеко – длинная шеренга кое-как покрашенных кирпичных блоков с хитромудрыми самодельными замками и засовами за толстенными металлическими воротами. За этими воротами стояли раздолбанные «жигули», на которые, даже если их с ключами на улице оставить, хрен кто позарится.
В гараже был полный воскресный сбор. Мужики стояли возле поднятого полгода назад капота. На табуретке, застеленной газеткой, стояли стаканы и лежало что-то малосъедобное, напластанное на ломти.
– О-о, Сан Саныч! – обрадовались ему, как родному. – Вот скажи, Сан Саныч: срочную год служить – это нормально или мало?
– Нормально, – сказал Сан Саныч. – Хотя маловато.
– Вот и я говорю: чего там за год узнаешь? Только как портянки мотать. А оружие, а техника, а тактика со стратегией? Год – это салабон без понятий. Это насмешка какая-то… Так?