Из забытья Митю вырвал дикий, нечеловеческий крик. Он вскочил, распахнул дверь. В холле почему-то было темно. Не включая света, музыкант рванулся к комнате хозяйки. Так и есть - заперто. Не задумываясь о последствиях, он ударил в дверь плечом. Не поддалась. Еще один удар, с разбега. Дверь распахнулась. Белая фигура возвышалась на кровати.
Закричав, Митя ворвался в комнату, замахнулся.
- С ума сошел?! - Только теперь Митя понял, что это - его хозяйка. В белой ночной рубашке, зачем-то вставшая на кровати во весь рост.
- Это вы кричали... Ксения Павловна?
Он бросился к выключателю - и комнату залил яркий свет. Ксу зажмурилась. Теперь было видно, что ночная рубашка на ней в крови. Кровь была везде: на полу, на простынях.
- Вы ранены? - Почему-то у него затряслись руки.
- Нет. Это кровь петуха... Тс-с…
Послышался топот, и в дверях появилась запыхавшаяся и белая, как мел, Нинель.
- Батюшки! Что же это такое делается? Что случилось? Что же это?
- У меня пошла носом кровь, - нахмурилась Ксу и спрыгнула с кровати. - Я сама испугалась - наверное, давление подскочило. Не беспокойся, Нин. Все нормально.
- Кровь, кровь везде, - очумело твердила Нинель.
- Успокойся. Иди вниз. Вера все завтра уберет.
- А где же вы ночевать будете? - вздохнул Митя. - Неужели здесь?
- Нет, конечно. Спален тут хватает. Да идите же все, дайте мне переодеться! - голос хозяйки едва не сорвался на крик.
Нинель скрылась первой. Митя нашел в себе смелость спросить:
- Не помогло?
- Нет. Он отшвырнул чашку, сам видишь. Но, похоже, меня он найти не мог... Или не успел.
Митя краем сознания отметил, что хозяйка называет тварь "он".
***
Теперь она знала, что ему нужна не любая кровь. Не зря знахарка не была уверена в том, что это поможет. Но попытаться стоило.
Ксу с отвращением стащила с себя испачканную сорочку. Нагота её тела, отразившаяся в зеркальных панелях шкафов, неожиданно вызвала приступ злорадства и торжества. «Я не сомневаюсь, что ты где-то тут, видишь меня и исходишь вожделением и похотью. Ты хотел получить мое тело и растоптать душу, и ты почти добился своего… Да будут благословенны все скользкие дороги в мире за то, что однажды я смогла избавиться от тебя, мерзавец!»
Она приблизилась вплотную к стеклу, так близко, что оно затуманилось от её дыхания. И на секунду Ксу показалось, что в этом тумане проявилось ненавистное лицо. Он всегда любил подходить сзади, неожиданно заставать её врасплох, и на миг она почувствовала себя беззащитной. Но только на миг. Теперь он не мог её унижать и уже никогда не заставит её быть игрушкой его желаний.
Тогда, надевая платье цвета чайной розы, привезенное из Италии, с длинным шлейфом и вытканными по подолу лилиями, она и представить себе не могла, во что превратится её жизнь. Что муж, так трепетно ухаживавший до свадьбы и даривший белые - всегда ослепительно белые - розы и бриллианты, будет так с ней обращаться...
И дело было даже не в его извращенных фантазиях - с этим можно было бы смириться. Смириться с мулаткой, которую он привозил, чтобы «разнообразить супружеские отношения» и с теми двумя его приятелями, которых она однажды обнаружила в их спальне. Но ему было мало, он «перевоспитывал маленькую ханжу»… И до чего мог дойти в этом «перевоспитании», можно было только догадываться. Иногда она просыпалась ночью оттого, что он, опершись на локоть, рассматривал её лицо или гладил шею. Тогда ей казалось, что сейчас он вонзит в неё зубы и будет пить кровь - долго, по капле. Это стало наваждением, она боялась уснуть, хотя понимала, что её страхи всего лишь порождение изломанной им психики.
Ксу провела руками от шеи по груди, потом по животу и бедрам. Да, я прекрасна, у меня совершенное тело, созданное для любви. И это тело теперь свободно, слышишь! И отныне я сама буду выбирать того, кто будет дарить мне наслаждения. А не муки, как ты!
Ты можешь прийти только в темноте, и пока ещё мучаешь меня. Но я прекращу это и заставлю тебя убраться в преисподнюю.
Легкое дуновение сквозняка по ногам заставило женщину очнуться. Она зябко поежилась, потом достала черную атласную пижаму и оделась. В последний раз окинула взглядом спальню. Комната выглядела так, словно тут произошло побоище, не зря Нинель так перепугалась. А вот на самой Ксу не осталось ни пятнышка крови, только на сорочке. Она ногой отшвырнула комок испачканного шелка и вышла в холл.
Дверь кабинета манила открыть её и заглянуть внутрь. Скорее всего, он там - бывший хозяин, мертвый, с выпавшим из руки пистолетом. Для чего он возвращается? Чтобы напоминать ей о том, что здесь случилось? Чтобы никто не посмел тронуть комнату его умершей дочери? Сейчас не время разбираться в этом. Ксу отвернулась и, сделав над собой некоторое усилие, отправилась в гостевую спальню. Там кровать была не такой роскошной, и запах чужой, но сон навалился сразу, безмятежный и почти счастливый. И снился ей берег моря, встрепанные ветром пальмы, и играющие в полосе прибоя дети - крошечные мальчики и девочки.
Дети всегда снились Ксу не к добру.
Когда утром она спустилась вниз, первое, что увидела, были розы. И среди их белизны кровавыми пятнами выделялись алые лепестки - их было немного, но они производили жуткое впечатление. Остолбенев, перед букетом стояла Вера.
- Ксения Павловна, - прошептала она, - что же это такое? Почему они покраснели?
- Выброси их, - небрежно велела ей Ксу. - Выброси и забудь.
- Хорошо. И они ведь совсем не завяли, ни чуточки. А ведь стоят три… Нет, уже четыре дня.
- Вера, ступай наверх и приведи в порядок мою спальню. Ночью у меня пошла носом кровь, и я там все испачкала. Но вначале вышвырни эти цветы!
- Да, я поняла…
Девушка осторожно взяла тяжелую вазу и, держа её перед собой, отправилась через кухню к мусорному контейнеру. Розы пахли нежно и печально.
