Лингванское море. Ночь. Сидя на холодном влажном песке, я наблюдала, как волны одна за другой быстро накатывали, щекоча пальцы моих босых ног, а потом так же быстро убегали обратно, утаскивая за собой различные камушки и ракушки. Убегали к дорожке, освещенной яркой, словно пронзающей луной. «И что же я буду делать?» – этот вопрос крутился в моей голове уже несколько недель подряд.
Погруженная в свои мысли, я неожиданно услышала краем уха, как зазвучали блакуши, старинный вид барабанов в Терадее. Значит, ритуал окончен и надо как можно быстрее возвращаться обратно в деревню.
Ловко перепрыгивая с камня на камень, я бежала по направлению к лесу и лишь в последний момент обернулась и обняла взглядом эту приятную глазу картину: ночное море под миллионами звёзд, плавно мерцающее при свете Луны. Но времени почти нет. Вбежав в Голубой лес, я мигом помчалась в деревню. Завидев ворота Лиры, древней богини чистоты, я перешла на шаг. Мне очень не хотелось, чтобы кто-то в деревне догадался, что я бежала, а на ритуале и вовсе отсутствовала.
Тихо пройдя через ворота, я пошла по брусчатой улочке, которая по поверью называлась Травяной, к главной площади нашей деревни. Там я и застала старейшин. Обряд посвящения был окончен, терадейцы разбились в группы и о чем-то оживлённо беседовали.
– Миа, а вот и ты, я очень устал, проводи меня к дому, – сказал Кори, один из старейшин, он все-таки заметил моё отсутствие, но ничего не сказал.
– Разумеется, Кори.
Взяв его за руку, мы отправились вдоль пустынных улиц к его дому.
– Ты опять пропустила ритуал, это плохо, Миа, ты избегаешь его, но должна понимать, что рано или поздно тебе придется пройти через это.
– Рано об этом думать, я еще не готова.
– Тебе так лишь кажется. Твой разум так думает, он боится, но решить должна твоя душа. Ты терадейка, помни об этом, твоя душа храбра, доверься ей.
– Лучше бы я родилась в Кракусе и была сильным воином.
– Не ты решаешь, где быть рожденной, звезды знают твою сущность, и они никогда не ошибаются.
Кори остановился, тяжело дыша, его тера уже не горела, как прежде.
– Мой век на исходе, Миа, и я бы покинул этот мир гордо, отправляясь в Дею, но моя душа неспокойна за тебя.
– Дея – это вымысел.
– Миа, – произнес Кори, вздохнув, – наша земля называется Терадеей испокон веков, посмотри на меня, на себя, на всех терадейцев, Тера реальна. Тера реальна и Дея реальна, верь в это! А вот и мой дом. Благодарю, Миа!
Тера, третье око, как называли ее обыватели, представляла собой яркую звезду, расположенную на лбу терадейцев. Только когда ваши помыслы чисты, тера рождает благородный белый свет, такой же чистый, как свет звезд. Желая зла кому-то, обманывая или совершая иной бесчестный поступок, терадеец, сам того не ведая, затемнял свою теру. Истинных светлых терадейцев после их смерти ждала Дея, рай.
– Мирако тера! – быстро проговорила я, с древнего терадейского эта фраза переводилась как «Пусть твоя тера будет всегда светла».
Кори улыбнулся.
– Мирако тера, Миа! – сказал Кори и зашел в свой круглый одноэтажный дом.
В Терадее все дома были круглые, они свидетельствовали о мягкости терадейцев, всегда желающих мира. В Кракусе же все имело углы, кракусовцы – воины и, как терадейцы рождались с терой во лбу, так кракусовцы рождались с броней во всем теле. Истинные воины! Кракус и Терадею разделяла гора Чести, кто ей дал такое название, уже и не упомнить, но древние кракусовцы поклялись защищать Терадею и никогда не нападать на ее жителей. И слово они держат до сих пор.
Я бегом направилась обратно на площадь. Там на огромном мраморном постаменте лежал измученный Гину, он только что прошел через обряд посвящения.
Терадейцы, несмотря на свою нежность ко всему миру, жестоки к своему народу. Обряд посвящения делал тебя взрослым терадейцем. До тех пор, пока ты его не прошел, ты считался ребенком и не имел права голоса, права заводить свою семью, права уезжать и в целом права жить. А обряд посвящения был непрост.
Ритуал проводился ночью при полнолунии, ты должен был взобраться на мраморный Монумент, как можно ближе к Луне. Старейшины твоей деревни садились вокруг этого Монумента и на древнем терадейском начинали молить Лиру, богиню чистоты, об этом человеке. По каждой жиле испытуемого начинала растекаться горючая жидкость, она как бы выжигала его изнутри, проверяя его душу и сущность. Все это продолжалось около часа, пока терадеец окончательно не выбивался из сил, и лишь тогда все его тело освящалось изнутри: если светлым, то в человеке больше добра, если темным, то в человеке больше зла. Человек со злой душой больше не может быть терадейцем и должен быть изгнан. С этого момента он больше никогда не сможет ступать за ворота Лиры.
Вот чего так боялась я. Слова «изгнанник», «темная душа» без остановки крутились в моей голове. Велиус, мой друг, мой давний друг, был изгнан после ритуала. Он был добр ко мне, любил весь мир, но кто-то свыше решил его судьбу. Что теперь с ним? Где он? Жив ли он вообще? Права ли эта богиня Лиры?
Если бы кто-то из терадейцев услышал мои мысли, то ни у кого не осталось бы и сомнений в моей темной сущности. Я не верила в божества, особенно я не верила в Лиру. Я знала Велиуса, и когда он, практически бездыханный, лежал на Монументе, а его жилы осветились темным цветом, я просто не смогла поверить. Но спорить было бесполезно. Ведь как гласит писание: «Человек с тёмной душой больше не может быть терадейцем». И теперь каждый раз, когда моя мысль касалась ритуала, я видела измученное лицо Велиуса и так и не смогла себе простить того, что не бросилась за ним прочь от этой земли.
Пройдя через площадь, я быстрым шагом направилась по направлению к своему дому. Надо что-то придумать, не могу же я вечно этого избегать. Зайдя, я увидела Ларну и Бэкки, они сидели за столом и обсуждали произошедшее. Но, не желая ни капельки говорить с этими сплетницами о ритуале, я отправилась спать.
