Местечко называлось Янгус и располагалось на вершине заросшего молодым лесом холма.
Прежде здесь было какое-то медицинское подразделение, но затем его расформировали, а в освободившихся зданиях организовали нечто вроде пересыльного пункта, куда Брейна и доставили.
Условия были неплохие: чистая комната на четверых, койка без одеяла и подушки – как тут и принято, трое соседей, туалет и душ в коридоре.
Соседи – два канзаса и гоберли – оказались немногословны. Они лишь кивнули при первом знакомстве с Брейном и этим ограничились. Впрочем, и между собой они тоже не разговаривали – даже канзасы.
В этом не было ничего удивительного, поскольку из этого отстойника быстро набирали команды, которые отправлялись по назначению. Вот и Брейну уже через сутки после прибытия предложили начать прием специальных то ли лекарств, то ли восстановительных средств. При этом еды ему больше не давали и, пропустив пару приемов пищи, он уже был готов съесть сколь угодно плохой батончик, однако и этого не было.
Врач-суперколвер, который осматривал его едва ли не каждые восемь часов, сказал:
– Дружочек, вам нужно кушать агриколу и готовиться к переходу.
Брейн поначалу не придал значения тому, что ему сказал медик, – в последнее время поступало слишком много новых и неожиданных вводных, часть из которых впоследствии отменялась. Но тут волей-неволей ему пришлось сконцентрироваться на словах врача, поскольку он был переведен в группу, состоящую из полутора десятков обитателей жилого корпуса. Эту группу водили в медпункт, в то время как вновь прибывающие отправлялись кушать в столовую.
Пока новички набивали животы батончиками, Брейну и остальным из группы предлагали кушать белую, похожую на глину массу – и это вместо приема пищи.
На все вопросы ответ был один:
– Это необходимо для перехода.
При этом если другие хоть как-то с этой «белой глиной» справлялись, то Брейна после первого же приема едва не вырвало.
Впрочем, санитары, если можно было так назвать двух крепких канзасов, тотчас сделали ему болезненную инъекцию в плечо, после чего его мутило уже не так сильно и он сумел проглотить всю выданную порцию «глины».
Поначалу Брейн надеялся, что после этого им все же дадут еды, ведь лечение лечением, а обед должен быть по расписанию и теперь он не отказался бы от самых безвкусных «палок», которые раньше казались ему пластиковыми поделками. Однако в еде отказали.
– Дайте хотя бы попить! – требовал он, и его даже похвалили за настойчивость, как какого-нибудь бунтующего в дурдоме пациента.
– Вы хотите пить? – с улыбкой уточнил у него санитар.
– Да, я хочу этого долбаного мусса хотя бы! – настаивал Брейн. Вколотая накануне инъекция делала его бодрым и активным.
– Почему «хотя бы»? – уточнили санитары.
– Потому что я хочу воды!
На это санитары только посмеялись, решив, что пациент шутит. Однако его требование не осталось без ответа, и ему вынесли голубоватую маслянистую жидкость, которую Брейн с готовностью выпил, однако она не принесла никакого облегчения, поскольку, как и агрикола, не имела ни вкуса, ни запаха.
Целые сутки ему пришлось принимать «белую глину» и запивать ее голубоватой жидкостью. Все это, конечно, притупляло голод, иногда даже подавляло совсем, но оставалось какое-то напряжение во всем теле, которое протестовало против такого обмана.
Тело понимало, что пожрать ему не дают и только имитируют чувство сытости.
После такой кормежки Брейн держался от общества в стороне и не был склонен к общению, однако общество между собой также не особенно контактировало – все глотали «белую глину», морщились, но глотали. А врач при каждой встрече продолжал говорить им:
– Молодцы, кушайте еще. Агрикола перед переходом вам очень нужна. Вы меня еще благодарить будете.
Поскольку остальные терпели – терпел и Брейн. И еще трое суток поглощал эту массу. Между тем количество потребителей агриколы росло и вскоре перед медпунктом стали выстраиваться целые очереди.
Едва его группа выходила из медпункта, туда тотчас заходила следующая. И так весь день, из чего следовало, что на перевалке действовало поточное производство.
Осознав это, Брейн перестал опасаться, что его тут отравят – такая мысль время от времени посещала его, сказывалась странная диета.
На четвертые сутки, когда он чувствовал, что начинает превращаться в подобие зомби, удалось наладить контакт с одним из участников его группы. Это был рослый суперколвер со шрамом на щеке, и это казалось странным, поскольку обычно со шрамами ходили только гоберли и канзасы. Почему-то они считали, что это выглядит как какие-то боевые награды.
Суперколверы же старались использовать пластическую хирургию для того, чтобы избавиться от каких бы то ни было следов полученных ими ранений. Однако этому было все равно, и, на взгляд Брейна, он выглядел уже немолодым.
– Ну что, парень, давай поговорим? – предложил суперколвер сам, поймав на себе взгляд Брейна, когда они выходили после очередной процедуры.
Обоих немножко подташнивало.
– Давай поговорим, – согласился Брейн. – Все же мы знакомы уже достаточно долго по местным меркам.
Суперколвер сдержанно засмеялся, поддерживая живот, поскольку неизвестно было, какова будет реакция «белой глины».
– Ты правильно заметил, что долго здесь никто не задерживается – на то он и распределительный пункт. Нас сейчас расфасуют и разбросают на дальние дистанции.
– А эта белая дрянь – что это такое? – спросил Брейн.
– Ты первый раз? – слегка удивился суперколвер.
– Да, представь себе, никогда не жрал ничего хуже.
Суперколвер снова захихикал, все так же придерживая живот.
– Дело в том, парень, что нас будут перебрасывать на очень далекие расстояния, а для этого нужно совершать нефрагментированные прыжки, понимаешь?
– Нет, – ответил Брейн, он на самом деле плохо соображал.
– Ну, если мы останемся как есть с брюхом, набитым всяким прелестями, которыми нас кормят, нас может как максимум разорвать и как минимум будем блевать кровью, что закончится плохо. А те, кто после этого выживет, не будут годны ни к какой военной службе. Теперь понимаешь?
– Да, теперь понимаю, – кивнул Брейн.
– Ну вот, для того, чтобы нас сохранить и доставить быстро, нас фаршируют этой агриколой, а потом, как мороженое мясо, скачком отправят к месту. При этом даже транспорт, который будет нас доставлять, пилотируется автопилотом.
– Почему? – спросил Брейн.
– Потому, что таких перегрузок никакой пилот не выдержит, а если и выдержит, то не сможет пилотировать адекватно – ты уж мне поверь.
– Так ты пилот? – спросил Брейн.
– Да, я пилот, приятель. И пилотировал все подряд – толстозадые грузовики и перехватчики.
