Ветер обжигал кожу, солнце слепило глаза. Камешек, мелкий, острый, вырвался из-под ноги и, звонко ударяясь о скалы, запрыгал вниз.
Только не смотреть туда. Только не смотреть!!!
Кира вцепилась пальцами в уступ и, переставив ногу, немного подтянулась. Еще чуть-чуть, осталась какая-то сущая ерунда – всего-то полметра, – и она взберется на вершину.
Тень упала ей на лицо в тот момент, когда она как раз нащупала руками опору и глаза ее оказались на уровне плато. Шорох, звук шагов, и коричневый припыленный ботинок возник прямо перед ее носом. Кира удивленно вскинула глаза и… ничего не успела увидеть. Удар, резкая боль, ужас падения, темнота.
Острый край стола вдавился в грудную клетку, на щеке отпечатались клавиши. Кира резко встала и провела ладонью по лицу, стирая наваждение. Сонные химеры все еще витали перед глазами, навевая тягостные мысли. И строки, эти странные строки… Она услышала их перед самым пробуждением, а теперь они назойливо вертелись в уме, мучая и не давая их забыть…
Кира включила компьютер, открыла чистый вордовский лист и быстро напечатала:
«Она пыталась строить свой дом. Она растила детей и цветы. Ей хотелось, чтобы каждый нашел уголок в нем и одиночество воспринимал как блаженство.
Счастье – оно так ненадежно, так хрупко… Достаточно легкого дуновения ветерка, и невесовым перышком умчится оно в поднебесье.
Мир мой,
разорванный на клочки,
лежит лепестками
у ног бесконечности…»
Кира перечитала сочиненное и с сомнением покачала головой. Будто бы и не она писала. И с чего б этим строкам возникнуть вдруг в ее голове? Впрочем, наверное, они – порождение недавнего сна.
Из окна, которое она распахнула настежь, потянуло утренней свежестью и прохладой. Раньше она любила гулять в такое время. Тогда, когда жила совсем другой жизнью: размеренной и немного мещанской – с вкусной едой, приятными развлечениями и спокойной, не слишком обременительной работой по дому. Это сейчас у нее все вверх тормашками – ночью она работает, днем спит, то бежит по жизни галопом, словно на ипподроме, то предается полному безделью. В общем, все не как у людей.
Она подошла к календарю и передвинула красный пластиковый квадратик на двадцать шестое число. Завтра двадцать седьмое мая, и у нее день рождения. Круглая дата, сорок лет. И муж, Лес, кажется, готовит ей какой-то сюрприз. Так, во всяком случае, Кире казалось: у него было очень загадочное лицо, когда ее дочь Анфиса ненароком упомянула о пятничном торжестве.
– Тсс, – украдкой приложил Алексей палец к губам, и Анфиса сразу умолкла. А Кира сделала вид, что ничего не заметила: тайна так тайна. Зачем же портить сюрприз.
Уже два года, как они знакомы, из этого времени – шесть месяцев женаты. И она ни разу не пожалела о том, что решилась на брак с Лесом. А ведь как ее отговаривали! То и дело, вольно или невольно, напоминали ей и о разнице в возрасте, и о статистике разводов в неравных браках. На последнее Кира только пожимала плечами: разводятся все, и не важно, сколько супругам лет.
После этого в ход шла «тяжелая артиллерия». «Какая ты после этого мать! – патетически восклицала мама Киры, Нина Михайловна. – Готова привести в дом человека, который на десять лет моложе тебя!!! Тогда как Анфисе уже исполнилось семнадцать! Да между нею и твоим будущим мужем непременно вспыхнет роман, и ты, именно ты будешь виновата в этом!» Пухлый палец Нины Михайловны упирался Кире в грудь, и она начинала задыхаться. Не так просто взять и наплевать на родительские предостережения. Даже если ты сама думаешь совершенно иначе.
Так смешно теперь вспоминать свои прошлые страхи. Конечно, Кира после каждой новой маминой атаки начинала переживать, приглядываться к дочери и будущему мужу, но ничего особенного не замечала и успокаивалась. Ну не было в их отношениях ничего криминального! Напротив, Анфиска сначала активно недолюбливала Леса и сильно противилась Кириному замужеству: бабушка постаралась, своими разговорами накрутила.
Впрочем, против брака Киры были все: мама, сын Костя, дочь Анфиса и даже лучшая подруга Лика. И, разумеется, общественность в лице соседей по дому самой Киры и Нины Михайловны. Сплетни витали в воздухе и мешали спокойно жить. Кстати, мама и Лика, вероятно, на правах самых близких и любящих людей наговорили Кире гадостей больше, чем все остальные, вместе взятые.
– Вот попомни мои слова, – причитала Нина Михайловна, рыдая и размазывая слезы по лицу, – он тебя бросит! Зачем ты ему нужна, когда вокруг столько молоденьких девчонок…
Кира на людях держалась, а когда оставалась одна, давала волю слезам. Она понимала, что в чем-то ее мать права: преимущество всегда на стороне молодости. Но расстаться с Лесом не находила сил. Она и так слишком долго сопротивлялась чувству, вспыхнувшему в одно мгновение. Почему она не может хотя бы попытаться стать счастливой?
– Год-два, и ты опять останешься у разбитого корыта, – заявила в очередной раз маменька, многозначительно повысив голос.
И Кира не выдержала.
– А мне плевать! – рявкнула она. – Сколько выпадет – все мои! Имею я право хотя бы на короткое бабское счастье?! И еще хочу напомнить, дорогая мама: мой первый брак был полностью одобрен и обществом и тобой. Так что дай теперь мне сделать, как я хочу. И начхать мне на общество.
– Как знаешь. Только не говори потом, что я тебя не предупреждала!
Нина Михайловна зло сощурила глаза и, бросив напоследок на дочь грозный взгляд, громко захлопнула за собой дверь.
Слава богу, теперь все позади. Мама смирилась с присутствием Алексея в жизни Киры, а Костя даже искренне привязался к отчиму и подружился с ним. Вот только Анфиса… Она никак не хотела признавать Леса членом семьи, демонстративно игнорировала его, каждый раз кривила губы и фыркала, стоило ему что-то сказать. Любое мнение отчима Анфиса принимала в штыки, и Кира постоянно переживала из-за этого. Ей хотелось покоя, пусть нестойкого, но равновесия, на деле же получалось постоянное балансирование, как на палубе в шторм. То налево завалится суденышко, то направо, то корма просядет, то нос зароется в волны. А она вынуждена держаться посередине: стоит скатиться к чьему-либо борту, и корабль тут же усилит крен. В поездку в Австралию Кира специально взяла дочь с собой, несмотря на ее сопротивление. Надеялась, что отношения между ней и Лесом наладятся. Ей очень этого хотелось, потому что разногласия между Анфисой и Лесом – единственное, что могло разрушить ее с таким трудом завоеванное счастье.
И она не ошиблась! Бог знает, как это удалось сделать Алексею, но девочка уже не фыркала, завидев его, а когда вчера он крикнул ей вслед: «Оденься, на улице холодно!» – она вернулась и взяла куртку. Но если бы это сказала Кира, Анфиса ни за что бы не стала брать одежду.