Свои первые записи о том, что мне пришлось испытать на фронте, я делал исключительно для тех, кто воевал в составе 502-го батальона «тигров». Вылившись в конце концов в эту книгу, они оказались оправданием германского солдата с передовой. На немецкого солдата возводили напраслину открыто и систематически, намеренно и по случаю с 1945 года как в Германии, так и за рубежом. Общество, однако, вправе знать, каковой была война и каковым простой германский солдат на самом деле!
Однако более всего эта книга предназначена для моих бывших боевых товарищей танкистов. Она задумана для них, как напоминание о тех трудных временах. Мы делали точно то же самое, что и наши товарищи по оружию во всех прочих родах войск, – выполняли свой долг!
Я смог запечатлеть события, составившие главную суть повествования, боевые операции между 24 февраля и 22 марта 1944 года, потому что мне удалось сохранить после войны соответствующие донесения дивизии и корпуса. Их мне тогда предоставили в распоряжение, и я отправил их домой. В качестве подспорья для моей памяти у меня оказались и обычные официальные документы для всех прочих случаев.
Отто Кариус
«Что они думают делать с этой мелочовкой… вот что я тоже хотел бы знать», – сказал один из карточных игроков. Они сгрудились, водрузив на колени чемодан, и в попытке сделать свое отбытие не таким тягостным, коротали время за картами.
«Что они думают делать с этой мелочовкой…» – донеслось до меня. Я стоял у окна купе и смотрел назад, на горы Хардт, в то время как поезд отстукивал километры в восточном направлении через равнинную местность Рейна. Казалось, это судно покинуло безопасный порт, плывя в неизвестность. Время от времени я все еще удостоверивался в том, что мое призывное свидетельство лежит в кармане. На нем значилось: «Позен, 104-й запасной батальон». Пехота, царица полей!
Я был белой вороной в этом кругу и, пожалуй, не мог никого винить за то, что меня не воспринимали всерьез. Собственно говоря, это было вполне понятно. Мою кандидатуру дважды отклоняли после вызова: «В настоящее время не годен к действительной службе в связи с недостаточным весом»! Дважды я глотал и тайком вытирал горькие слезы. Господи, там, на фронте, никто не спрашивает, какой у тебя вес!
Наши армии уже пересекли Польшу беспрецедентным победным маршем. Всего несколько дней назад и Франция стала ощущать парализующие удары нашего оружия. Мой отец был там. В начале войны он снова надел военную форму. Это означало, что у моей матери теперь будет совсем мало дел по хозяйству, когда ей позволят вернуться в наш дом на границе. А мне впервые пришлось самостоятельно отмечать свое 18-летие в Позене. Только тогда я осознал, сколь многим обязан родителям, которые подарили мне счастливую юность! Когда я смогу вернуться домой, сесть за пианино или взять в руки виолончель или скрипку? Всего несколько месяцев назад я хотел посвятить себя изучению музыки. Потом передумал и увлекся машиностроением. По этой же причине я пошел добровольцем в армию по специальности «противотанковые самоходные установки». Но весной 1940 года им совсем не нужны были добровольцы. Меня определили пехотинцем. Но и это было неплохо. Главное, что я принят!
Через некоторое время в нашем купе стало тихо. Нет сомнения, каждому было о чем подумать: мысли ворохом роились в голове. Долгие часы нашего путешествия конечно же давали для этого самую благоприятную возможность. К тому времени, как высадились в Позене на затекших ногах и с болью в спине, мы были вполне счастливы, что лишились этого времени для самоанализа.
Нас встретила группа из 104-го запасного пехотного батальона. Нам приказали идти в ногу и привели в гарнизон. Бараки для срочнослужащих конечно же не блистали роскошью. Помещение казармы было недостаточно просторным, и помимо меня там находилось еще сорок человек. Некогда было размышлять о высоком долге защитника отечества; началась борьба со старожилами за выживание. Они смотрели на нас, как на надоедливых «чужаков». Мое положение было практически безнадежным: безусый юнец! Поскольку только густая щетина была явным признаком настоящей возмужалости, мне пришлось держать оборону с самого начала. Зависть со стороны других по поводу того факта, что я обходился бритьем всего раз в неделю, только усугубляла положение.
Наша подготовка вполне соответствовала тому, чтобы действовать мне на нервы. Я часто думал о своем университете имени Людвига Максимилиана, когда муштра и построения доходили до критической точки или когда мы барахтались в грязи на территории учебного полигона во время учений на местности. Для чего нужна такая тренировка, я узнал позднее. Мне пришлось неоднократно использовать приобретенные в Позене навыки, чтобы выбираться из опасных ситуаций. Впрочем, проходило всего несколько часов, и все страдания бывали забыты. От ненависти, которую мы испытывали по отношению к службе, к нашим начальникам, к нашей собственной тупости в ходе подготовки, вскоре не осталось и следа. Главное, все мы были убеждены, что все, что мы делали, имело определенную цель.
Любая нация может считать, что ей повезло, если у нее есть молодое поколение, которое отдает стране все силы и так самоотверженно сражается, как это делали немцы в обеих войнах. Никто не вправе упрекнуть нас уже после войны, даже при том, что мы злоупотребляли идеалами, которыми были переполнены. Будем надеяться, что нынешнее поколение окажется избавлено от того разочарования, которое было уготовано испытать нам. А еще лучше, если бы наступило такое время, когда ни одной стране не понадобилось бы никаких солдат, потому что воцарился бы вечный мир.
Моей мечтой в Позене было завершить начальную подготовку пехотинца и при этом благоухать, как роза. Эта мечта вылилась в разочарование главным образом из-за пеших маршей. Они начались с пятнадцати километров, возрастали на пять километров каждую неделю, дойдя до пятидесяти. Неписаным правилом было, чтобы всем новобранцам с высшим образованием давать нести пулемет. По-видимому, они хотели испытать меня, самого маленького в подразделении, и узнать, каков предел моей силы воли и способен ли я успешно выдержать испытание. Неудивительно, что, когда я однажды вернулся в гарнизон, у меня было растяжение связок и гноящийся волдырь, размером с небольшое яйцо. Я был не в состоянии далее демонстрировать свою доблесть пехотинца в Позене. Но вскоре нас перебросили в Дармштадт. Близость к дому вдруг сделала жизнь в казармах не такой тягостной, а перспектива увольнения в конце недели дополнительно скрасила ее.
