Мать Мария и ее «Религиозные типы»
Эта статья была одной из многих, написанных матерью Марией в тридцатые годы[2]. Однако Константин Мочульский отметил ее особое значение для того времени. «Мать написала замечательную статью о христианстве синодальном, эстетическом, аскетическом и евангельском, – писал он в 1937 г., – она охвачена воинственным духом, любит борьбу. Бунтует против “духовного комфорта”, “христианского благополучия”, “обрядового благочестия”»[3].
Воинственным духом веет от каждого слова матери Марии. Этим духом проникнута даже манера ее письма, в чем я недавно смог убедиться, работая над ее рукописью в нью-йоркском архиве, где она бережно хранится. Помимо предисловия, которое впервые публикуется в настоящем издании, вся статья написана стремительно, на одном дыхании, сплошным текстом, без деления на абзацы, параграфы или подразделы. Выделены только главные разделы статьи.
Параграфы введены позднее, при наборе текста старательной машинисткой. И поскольку рукописного текста у издателей не было, статья так и вышла в свет, разделенная на параграфы[4]. В самом деле, текст в таком виде читается
легче, и при этом переиздании было решено сохранить это же деление.
Принципы христианской жизни, на которых настаивала мать Мария в 1937 г., для нее не новы и находят отзвук во всех ее трудах. Она всегда считала своим долгом бороться с ложными представлениями в области веры. «Бесчисленные подмены христианства» [5] ее волновали уже с давних пор. Но именно в этом году у нее были особые причины говорить об этом.
Она подвизалась тогда в Париже на улице Лурмель, 77. Но здесь ее экзистенциальное монашество, которое она считала самой необходимой формой монашеского или, более того, христианского служения, вызывало раздражение у сестер монахинь, глубоко преданных уставному монашеству. Именно к таким людям могли бы относиться слова матери Марии о том, что у них «подлинная вера в спасительность субботничания»[6]. До такой степени все это было ей чуждо, что она даже хотела оставить общежитие. «Мать продолжает бунтовать, – отмечал Мочульский в это время. – Она говорит, что отдаст дом другим монахиням и пойдет скитаться по Франции». В этой связи он цитирует ее слова: «Мне хочется просто бродить по свету и взывать: “покайтесь, ибо приблизилось Царство небесное”» [7]. Этим объясняются и отчаянные слова в ее записной книжке: «Меня мучает, что даже среди самых близких чувствуется стена в основном. Благочестие, благочестие, а где же любовь, двигающая горами? Чем далее, тем более принимаю, что только она мера вещей» [8]. Здесь не могло быть выбора. «Или христианство – огонь, или его нет», – говорила она Мочульскому в том же году[9].
Таким образом, становится понятным, что побудило мать Марию написать эту статью, хотя следует отметить, что содержание ее выходит далеко за пределы огорчений и противоречий того года. Сразу после того, как статья была написана, она была прочитана в виде доклада. Об этом вспоминает Лев Александрович Зандер[10]. И вполне возможно, что именно после чтения этого доклада Софья Борисовна Пиленко определила «Религиозные типы» как «очень интересный труд матери Марии… как все говорят»[11]. В любом случае, нет никакого сомнения в том, что статья стала достоянием широкой общественности, – к чему и стремилась мать Мария. Этим и объясняется ее намерение включить статью в книгу, название которой нам неизвестно, но о которой мать Мария упоминает в «Предисловии». И это несмотря на то, что, по словам Зандера, «мы тогда не советовали ей эту статью печатать»: она написана «слишком остро, слишком метко и потому для многих обидно»[12].
Но это еще не все. Мать Мария стремилась действительно достигнуть слуха людей, или хотя бы тех, кто был способен ее услышать. «Задача этой работы… найти друзей, более того – соратников и соработников».
И это не просто еще одна цель в ряду многих других, которые она перед собой ставила. Это – ее насущная нужда: «У меня потребность как-то перекликнуться с этими уединенными и затерянными единомышленниками, почувствовать просто, что они существуют» [13].
Эти люди, как и она сама, не могли примириться с православием, основной функцией которого было бы лишь внешнее осуществление традиции. Ни «синодальный», ни «аскетический» или «эстетический» пути в православии не могут быть удовлетворительными, решительно настаивает она, какими бы важными они ни считались в свое время. Некоторые из них являются просто духовно опасными. В любом случае они не должны быть канонизованы, а тем более насильственно внедрены. Ибо «мы должны в свободе делать дело церковное». И, занимаясь этим делом, «мы должны четко отличать Православие от всех его украшений и одежд» [14].
В то же время единственное, к чему должны стремиться люди, – это быть преданными Христу. И эта преданность должна проявляться в условиях абсолютной свободы. Кроме того, она должна быть жертвенной.
И даже если в этой преданности Христу в какой-то мере будет проявляться юродство – этого не следует опасаться. «Лучше кликушествовать и юродствовать, чем попивать чаек с просфоркой», – писала она в 1937 г. [15] Все это, несомненно, выходит за пределы споров и столкновений одного того года. Здесь, скорее, ответ на призвание свыше: «Пусть мы призваны к духовной нищете, к юродству, к гонениям и поношениям – мы знаем, что это единственное призвание, данное самим гонимым, поносимым, нищающим и умаляющимся Христом». Так пишет она в этой статье[16].
Всего более она была готова свидетельствовать о Спасителе, не заботясь о своем личном или монашеском облике в глазах других. За это свидетельство она заплатила дорогой ценой своей жертвенной жизни. Увенчано же оно было ее мученической смертью.
Прот. Сергий Гаккель
