Удивительная история случилась с этим сочинением, которым я рассчитывал закончить серию романов о «Золотом веке».
Роман о наследнике Адриана Антонине Пие был на три четверти готов, когда я начал внезапно, с исступлением маньяка «вырезать», а не «копировать» требующий сохранения текст.
Все файлы подряд!..
Будто из тени подтолкнули!
Довырезался до того, что, когда перенес на домашний компьютер все сопутствующие материалы с других процессоров, жесткий диск возьми и сломайся. Так до сих пор и лежит у меня на полке. Оживить его даже самым опытным профессионалам оказалось не под силу, так что у меня исчезло все, что было связано с этим персонажем – от черновиков и вспомогательных записей до окончательного варианта текста.
Самое время задуматься…
Я задумался!
Вот что тогда пришло в голову – это был ответный, расчетливый удар таинственной незримой силы. Для такого вывода у меня были все основания, ведь всего за год до этого судьба с тем же изощренным коварством улыбнулась мне.
…Работая над предыдущим романом об императоре Адриане[1], мне отчаянно не хватало материала. В библиографии я наткнулся на роман известной французской писательницы М. Юрсенар «Воспоминания Адриана», а также на сочинение малоизвестного у нас немецкого писателя Г. Эберса «Император». Текст М. Юрсенар я нашел, а вот отыскать «Императора» мне так и не удалось.
Казалось, придется смириться с неудачей.
…Как-то на Троицу я отправился на рынок. Не берусь судить, кто или что подтолкнуло меня под руку, только в ряду книжных развалов я притормозил возле одной из длинного ряда старушек, добавлявших к своим пенсиям несколько десятков рублей продажей книг из домашних библиотек.
Взгляд остановился на темно-зеленом томике. Названия на потертом переплете не было. Суперобложка, на которой должно было быть название, тоже утеряна…
Я поднял книгу, открыл и вздрогнул – Георг Эберс «Император»…
Спустя год – обвал с Антонином Пием…
Гибель самого дорогого на тот момент неоконченного текста могла быть связана либо с очередными происками судьбы, либо с признанием очевидной близости потустороннего мира, на границе с которым мы вынуждены существовать. Но поскольку судьба слепа, я остановился на втором варианте, животрепещущем более, чем бездумные удары равнодушной к нашим деяниям фортуны.
Я бы назвал эту границу «сумерками», неким размытым прогалом между светом и тьмою, ведь каждая из этих реальностей неподсчитываемо часто напоминает о себе. Мне представилось, будто каждому из нас, оказавшемуся в сумеречном состоянии, предлагается сделать выбор, и этот выбор всегда непрост. За него еще придется побороться.
Я решил принять бой. Не для того я взялся за жизнеописание самого добродетельного из всех добродетельных императоров, чтобы опустить руки при встрече с Тенью. Это было нелегкое решение, ведь тень многолика. Она бьет резко, наотмашь, только успевай уворачиваться.
Зло прячется в тени.
К тому же было боязно за читателей. Не дай Бог, если кто-то, прочитав роман, решит сегодня стать лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня.