Петр Васильевич Власов, Ольга Александровна Власова - Титус, наследник Сан-Маринский

Когда Титуса привезли в психиатрическую клинику, сразу стало легче – еще до того, как вкололи первый укол. Человека, посаженного в палату с решетчатыми окнами, нельзя обвинить в бездействии. Теперь он ни за что не отвечает.

– Вас тоже беспокоит солнечное затмение? – с деланым сочувствием поинтересовался дежурный врач, приняв переодетого в больничное Титуса у санитаров.

Тот усмехнулся.

– Затмение – просто регулярное астрономическое явление. Меня беспокоит другое. Хотя… Зачем беспокоиться, если мы уже обречены?

Врач, чьи глаза смотрели на пациента устало и отрешенно, зевнул.

– Значит, вас беспокоит конец света. Который наступит заодно с будущим затмением. Так?

Титус пожал плечами.

– Говорю еще раз. Не может беспокоить то, что уже случилось. Мертвец не беспокоится по тому поводу, что он мертв.

Врач, принявший за месяц не менее сотни новых больных, половину из которых волновало ожидавшееся полное солнечное затмение, а другую половину – неизбежный одновременный конец света, все-таки продолжил разговор. Скорее всего, потому, что собирал материал для диссертации «Депрессивные расстройства и масштабные явления природы».

– Почему же вы считаете, что мир обречен?

– Бог… оставил нас. Мы ему больше не нужны.

– Вы верите в Бога?

– Я знаю, что он есть.

– Знакомы лично?

Нет, они не встречались. Однако тот факт, что Бог существует, открылся ему еще в дни раннего, наивного детства. Сам по себе, без чтения Библии или поучений взрослых, исключительно опытным путем. Он начал замечать, как таинственная внешняя сила неизменно откликается на все его поступки. Уже годам к девяти вывел для себя закон бумеранга: сделал хорошо другому – скорее всего, и у тебя все будет в порядке. А вот если напакостил, нагрубил, обманул – жди неприятностей. Методы неведомой силы походили на способ, которым отец натаскивал их таксу. Когда та показывала характер, то легко, но обидно хлопал ее по заду широким ремнем. Когда же она смешно танцевала на задних лапах, одаривал кусочком пахучего сыра с плесенью.

– И все-таки почему мы обречены?

Вынырнув из прошлого, Титус скривил некрасиво лицо. Рассказывать было так больно, словно он только что вышел из дверей последнего издательства в своем списке.

– Я… написал книгу… Знаете, еще в детстве мне открылось, как жить, чтобы Бог тебе во всем помогал. Можно сказать, неизвестный науке всеобщий закон… Хотите верьте, хотите нет, у меня все всегда получалось… Я решил, что обязан рассказать остальным. Стало жалко людей. Маются, страдают, хотя истина на виду…

Врач, черкнув на листке «мегаломания», переспросил:

– Книгу, значит, написали?

– Да. Пятьсот тысяч знаков с пробелами.

– Ее издали?

– Нет. Хотя я послал рукопись в тридцать семь издательств.

– Вы расстроились…

Врач едва не добавил: «и слетели с катушек». Титус помотал головой:

– Не в том дело… Он точно хотел, чтобы я написал ее… Рассказал, чего он от нас ждет… Эта книга могла все поменять… Стать, если хотите, новым Евангелием… Но в итоге вообще не вышла… То есть мы, люди, больше ему не интересны… Неудивительно, что моя жизнь полетела к черту… Фирма, где я работал, разорилась. Девушка ушла. Отец умер от инфаркта. Все за одну неделю.

«Если правда, немудрено, что он свихнулся, – подумал врач, всматриваясь в подозрительно спокойные голубые глаза. – А тут еще это затмение. Все как с цепи сорвались, только о нем и говорят. Поскорее бы оно наконец прошло». На душе потяжелело. Захотелось поскорее окончить разговор с новым пациентом.

– Сочувствую, – произнес врач вслух, почти отталкивая папку с историей болезни. – Не говорю «добро пожаловать», но мы постараемся вам помочь.

В палате Титуса встретил юркий дед лет восьмидесяти – лысый как коленка, но с узкой и длинной, почти до пояса бородой. Та делала его похожим на мудреца из восточной сказки, а заодно внушала желание излить душу.

– Бонжур, молодой человек, – сказал новый знакомый с лукавым прищуром. – Позвольте представиться: Наполеон.