Это была Комсомольская красной ветки московского метро, и я опаздывал на работу. Я спешил, прыгал через ступеньку, глядя только под ноги и едва успел затормозить. Сначала прямо перед носом появилась коробка. Тяжёлая, иначе не дрожали бы руки с побелевшими пальцами, вцепившиеся в картон. Потом я увидел затылок с родинкой под короткими русыми волосами и худые плечи с торчащими костяшками. Я сбежал ниже и без разговоров подхватил груз.
Снизу, с платформы нам навстречу кинулся парень с ухоженной бородкой, но я успел первым. Он разочарованно сбавил ход и прошёл мимо, а я только после этого обернулся и посмотрел в глаза, две грозовые тучки под пушистыми ресницами.
– Я помогу! – сказал я, – Не бойтесь, не убегу.
Коробка оказалась тяжелей, чем я думал. От неожиданности я спустил давление сквозь стиснутые зубы. Девушка усмехнулась:
– Быстро убежать точно не сможете, – и пошла вперёд. А я, как туземец-носильщик за ней. Одной рукой прижимал коробку к уху, другой в мессенджере врал начальнику про прорвавшуюся трубу. Ни о чём постороннем я тогда не думал, кроме её птичьих косточек и полупрозрачной кожи. Неподъёмная коробка сокрушит хрупкий скелет, я твёрдо решил этого не допустить.
– Далеко вам? – спросил я, заходя за ней в вагон.
– Саларьево, – улыбнулась она, – спасибо, что помогли, но больше не надо.
Я замотал головой:
– Речи быть не может. Я не дам вам тащить такую тяжесть.
Она вздёрнула брови с выражением "ой, я всё про вас знаю", в серых глазах – прохладная усталость.
– Уверена, вам есть куда спешить.
– Я поспешу туда, как только дотащу эту коробку до конечного пункта.
Она пожевала губу и слабо кивнула: "Ладно, чёрт с тобой".
Мы стояли друг против друга, коробка – между нами. Она смотрела вбок и ни разу не повернула ко мне голову, будто от меня воняло, и она тянула воздух со стороны, где её не доставало моё дыхание. Я был не в своей тарелке, и всю дорогу то бесился, то обижался, стараясь не показывать вида.
За Воробьёвыми горами освободилось два места, и мы сели. Она уставилась отсутствующим взглядом в черноту туннеля за противоположным окном. В отражении её лицо двоилось и неслось со скоростью поезда по чёрным рёбрам тюбинга.
В какой-то момент наши взгляды встретились, и она смутилась, вытащила из кармана старенький смарт. На её тощем запястье с голубеющими венками был навязан неуклюжий браслетик из красной нитки. Она листала чьи-то фото, и пришла моя очередь отворачиваться.
Так же молча, не глядя друг на друга, мы дошли до её дома. Она указала на скамейку у входа:
– Ставьте сюда.
Я послушно опустил коробку.
– Спасибо, что помогли.
– Пожалуйста, – пожал я плечами, – давайте я до квартиры донесу.
– Нет! В дом вы не войдёте! —сказала она, наверное, слишком резко. Смутилась и добавила: – Извините, правда, спасибо за помощь, но дальше я сама.
И я ушёл, не оглядываясь. Не спросил, как её зовут, не попросил номер телефона. Я и не собирался, как не собирался врываться ни в её квартиру, ни в её жизнь.
А в метро по дороге на работу из чёрного стекла на меня смущённо смотрели её глаза под торчащей чёлкой.
Следующим утром я спускался на платформу Комсомольской и искал глазами родинку на затылке. Потом пропустил два поезда, и только тогда понял, что тяну время и напряжённо вглядываюсь в текущий по лестнице поток пассажиров, не мелькнёт ли там холодный взгляд из-под взъерошенных волос. Понял и выкинул из головы.
А на следующий день, в выходной, я поехал в Саларьево и просто сел на ту самую скамейку, куда два дня назад поставил её коробку. Я сливал свою жизнь в бесконечный поток глупости, тщеславия и одиночества, какими забиты все ленты всех социальных сетей мира, когда на меня упала тень.
– Что вы здесь делаете? – спросила она, и опять в глазах ни капли тепла.
– Вас жду, – честно ответил я.
– Зачем?
Хороший вопрос. Я на самом деле не знал. Так и сказал.
– Не знаю. У вас бывает так, увидел человека, и очень хочется встретиться с ним снова?
– Нет. Зато бывает, что встречаешь человека, и очень хочется никогда его больше не видеть.
И снова в глазах ни капли симпатии, абсолютный ноль. Что я вообще тут делаю? Кровь бросилась мне в лицо. Как сталкер, обнаруженный объектом наблюдения, я вскочил и сказал:
– Извините, больше не увидите.
– Вы, наверное, очень хороший, но мне это не нужно, – стукнулось мне в спину.
– Что “это”? – развернулся я на полушаге.
– Ничего… Ничего не нужно, не обижайтесь. Спасибо, что помогли, но больше не приходите… – и добавила чуть слышно: – Пожалуйста.
И опять я ушёл, не оглядываясь, и с твёрдым решением выкинуть её из головы.
А она вернулась в свою квартиру на втором этаже. Возле кухонного окна стояла бабушка.
– Хороший парень, зачем ты так?
– Как “так”?
Бабушка сокрушённо покачала головой.
– Слышу я плохо, а вижу хорошо.
Она со вздохом опустилась на табуретку, уткнулась лбом в руки.
– Потому что хороший, ба. Не хочу никому портить жизнь. – Сказала она устало кухонному линолеуму под ногами.
– А мне?
– Ты привыкла.
Бабушка со вздохом пригладила её короткие волосы и поцеловала в макушку:
– Когда-нибудь я выгоню тебя на улицу и сменю замки, потому что слишком сильно люблю.
Комсомольская красная. Я сидел на скамейке, листая магазины в поисках нужных расходников, и кто-то опустился рядом. У кого-то в прорехах драных джинсов торчали худые коленки и на запястье болтался дурацкий браслетик из красной шерсти. Я поднял глаза, она подняла глаза. Я поздоровался.
– Опять вы? – спросила она.
Я пожал плечами: “Скамейка – место общего пользования”
– Мне пересесть?
– Нет, извините.
Я кивнул и уткнулся в экран смартфона. Поезд пришёл, поезд ушёл. Я бросил косой взгляд: коленки на месте. Я вопросительно посмотрел на неё, она отвернулась. Остренький подбородок, остренький носик и острый язычок.
Она притягивала к себе, но это была не тяга любить, а тяга защитить. Как в ней жизнь держалась? Её тонкие мышцы кое-как удерживали хрустальные косточки скелета. Голубые венки опасно пульсировали под кожей толщиной с папиросную бумагу. Её бы в коробку с опилками запаковать, а не выпускать в наш дикий и агрессивный мир. Её бы обнять, но сломается. Я встряхнул головой, вытряхивая дурное и вернулся к поискам.
– Мне неудобно за то, что я вам сказала там, под подъездом.
– Зря, я на самом деле не должен был приезжать. – ответил я, не отрываясь от экрана. От меня ждали ответ, и я спешил найти эти чёртовы расходники. Через минуту я нашёл, что искал и отправил в корзину. Я поднял на неё глаза и вложил в улыбку максимум добродушия. – Наверное, это было похоже на преследование.
Она поймала мой взгляд и снова отвернулась. Да что ж такое? Я хлопнул по коленям и сказал:
