Николай Полевой - Толки о «Евгении Онегине», соч. А. С. Пушкина

Толки о «Евгении Онегине», соч. А. С. Пушкина
Название: Толки о «Евгении Онегине», соч. А. С. Пушкина
Автор:
Жанры: Критика | Литература 19 века
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 1996
О чем книга "Толки о «Евгении Онегине», соч. А. С. Пушкина"

«Прелесть нового творения Пушкина, несправедливость наших журналистов, которые, воздавая неумеренные похвалы своим содругам, с холодностью, мимоходом упомянули об издании «Онегина»; желание показать читателям, какими причинами можно оправдать издание одной песни «Онегина» и отвратить обвинения в подражании, чем укоряют некоторые критики, и словесно и печатно, нашего поэта, – вот что руководствовало мною, когда я писал небольшие, больше библиографические, нежели критические, замечания на «Онегина»! …»

Бесплатно читать онлайн Толки о «Евгении Онегине», соч. А. С. Пушкина


* * *

Прелесть нового творения Пушкина, несправедливость наших журналистов, которые, воздавая неумеренные похвалы своим содругам, с холодностью, мимоходом упомянули об издании «Онегина»[2]; желание показать читателям, какими причинами можно оправдать издание одной песни «Онегина» и отвратить обвинения в подражании, чем укоряют некоторые критики, и словесно и печатно, нашего поэта[3], – вот что руководствовало мною, когда я писал небольшие, больше библиографические, нежели критические, замечания на «Онегина»! Расположение и слог моих замечаний доказывают, что я не сочинял полного и подробного разбора. Дозволив себе шутки насчет уклончивых критиков, я слегка упомянул о так называемой многими романтической поэзии, определил сочинение Пушкина, представляя в пример очерк живописца и особенный род музыкальных произведений, называемый capriccio; наконец, говорил о содержании и красотах поэмы.

На мои замечания отвечал г. – въ строгими суждениями, в N 8 «Сына отечества», призывая на помощь математику и что-то доказывая, – что-то, повторяю: прочитав несколько раз статью г. – ва, я не мог добиться, чего он точно хочет.

Я благодарил бы его за некоторый род одобрения «Телеграфу», ибо другие журнальные критики без пощады бранят меня, и, читая их рецензии, право, можно подумать, что «Телеграф» хуже покойного «Журнала для милых»[4]. Г. – въ отдает «Телеграфу» справедливость, но в то же время не упускает заметить, что я хвалю Пушкина из корыстолюбивых видов, стараясь получить от него стихов, что я представляю Пушкина товарищем Бейрона и проч. и проч. Да простит ему критика такие замечания и прибавки!

Пропустим мелочные привязки и коснемся того, что он называет ошибками, которые могут распространять ложные понятия о Пушкине и вообще о поэзии.

Г. – въ начинает восклицаниями: «Кто отказывает? кто не восхищался? кто не сознается (речь о Пушкине), что он подарил нашу словесность прелестными произведениями?» – Во-первых, некоторые, к счастию, немногие, думают о Пушкине совсем иначе[5]; во-вторых, принимаясь уличать другого в ошибках и распространении ложных понятий, не худо самому быть осторожнее. Г – въ, например, олицетворяет словесность отдельно и заставляет Пушкина дарить ее прелестными произведениями! Обозначив поэмы и стихи Пушкина прилагательным прелестные, он совсем не выразил характера его творений и, забыв, что творения Пушкина есть часть нашей словесности, напомнил мне того русского прозаика, который, описывая шествие царя Михаила Федоровича в Москву, говорит, что Москва выбежала к нему навстречу, поставила трон с царем себе на голову и – внесла в Кремль![6]

«Но для чего же всегда сравнивать его (Пушкина) с Бейроном, с поэтом, который, духом принадлежа не одной Англии, а нашему времени, в пламенной душе своей сосредоточил стремление целого века, и если б мог изгладиться в истории частного рода поэзии, то вечно остался бы в летописях ума человеческого?» – Но для чего же обвинять меня в том, чего я никогда не говорил? Я выше сказал и опять честь имею повторить, что я никогда не называл Пушкина равными Бейрону и не делал их общниками одинаковой славы! Для чего же опять назло грамматическому и логическому порядку сочинять период, в котором нет связи? – После слов «принадлежа не одной Англии», вероятно, г. – въ хотел сказать – но целой Европе, ибо Англия и время не могут быть равноположными понятиями. Сосредоточить в душе своей стремление целого века Бейрону было также невозможно, ибо слово целый может относиться к слову век тогда, если мы примем его в смысле столетия. Г. – въ, верно, хотел сказать – «соединил (или, положим, хоть сосредоточил) наклонность своего века», и здесь можно бы понять, что Бейрон был, так сказать, отпечаток нынешнего времени… – Наконец, из расположения слов «если б мог изгладиться… в истории поэзии, то остался бы в летописях ума» – выходит, что Бейрон тогда только остался бы в летописях ума, когда изгладился бы в истории поэзии. Но история поэзии разве не часть летописей ума человеческого? Разве Тредьяковский может изгладиться в сих летописях? Никогда! Он будет в них как памятник стремления к поэзии без таланта[7]. История поэзии повторит все имена, только неравно о всех отзовется. Наконец, что такое частный род поэзии?

Г. – въ, желая придать своей статье вид порядка, определяет потом характер Бейрона как поэта: «Все произведения Бейрона носят отпечаток одной глубокой мысли – мысли о человеке в отношении к окружающей его природе, в борьбе с самим собою, с предрассудками, врезавшимися в его сердце, в противоречии с своими чувствами». Весь этот набор слов есть неудачное подражание Ансильонову определению поэзии Гете и Шиллера; но что хотел сказать г. – въ, говоря, что в Бейроновых творениях изображается человек в отношении к окружающей его природе, в борьбе с самим собою и с предрассудками, и в противоречии с своими чувствами? Ансильон говорит, что в творениях Гете отражается вся природа, в творениях Шиллера отражается он сам и что от того происходит разнообразие Гете и односторонность Шиллера – мысль понятна![8] Но как разгадать мысль г. – ва? Если бы должно было выразить характер Бейрона, то всего лучше, повторяю, можно назвать его творения эмблемою нашего века. Я… очень понимал, что говорю, когда неопределенным, неизъяснимым состоянием сердца человеческого хотел означить сущность и причину романтической поэзии. Бейрон изображал не человека вообще: он изображал ненавистное чувство, охлаждавшее, мрачившее в душе его всю вселенную, даже всякий идеал. «Говорят: в его поэмах мало действия. Правда – его цель не рассказ; характер его героев не связь описаний». Опять сбивчивость в словах и понятиях! Кто из поэтов имел рассказ, т. е. исполнение поэмы, целью, и даже кто из прозаиков в творении обширном? В «Тристраме Шанди»[9], где, по-видимому, все заключено в рассказе, рассказ совсем не цель сочинения. Характер героев можно и не можно почесть связью описаний, ибо если примем действия человека как проявление характера, то характер будет связью описаний, но в этом случае каждая поэма Бейрона есть противоречие словам г. – ва. «Он (Бейрон) описывает предметы не для предметов самих… но с намерением выразить впечатления их на лицо, выставленное им на сцену». Я не знаю ничего неопределеннее этих слов г. – ва! И в каких же поэтических творениях, кроме бездушной описательной поэзии, описываются предметы для предметов самих? Сии описания всегда должны относиться к впечатлениям, сделанным предметами на действующие лица поэмы; но, с другой стороны, кроме «Чайльд-Гарольда» и «Шильонского узника», где Бейрон описывал предметы единственно для описания впечатлений на героя поэмы, где заметил у него бездействие г. – въ?


С этой книгой читают
«Постоянный, нескольколетний труд г. Раича кончен: «Освобожденный Иерусалим» переведен им вполне; первая часть (в которой помещено пять песен) издана; три остальные части печатаются и скоро выйдут в свет. Любезный поэт со всею скромностию, признаком истинного таланта, предлагает труд свои суждению критиков и благосклонности публики…»
«Кажется, это было в 1817 или 1818 году. Мне надобно было ехать в Острогожск и Воронеж; я жил тогда в Курске. До сих пор между настоящими русскими купцами нет обычая ездить на почтовых. Только со времени учреждения дилижансов купцы для езды между Петербургом и Москвою оставили вольных ямщиков и извозчиков. Но в других местах России повсюду они ездят еще на вольных, то есть нанимают условною ценою пару, тройку лошадей на некоторое расстояние, где
«Ты не забыта мною, моя далекая родина, Сибирь, богатая золотом, дремучими лесами, морозами и дивными явлениями природы! Как первые мечты юности, как любимые игры детства, я помню твои вековые кедры, твои безмолвные пустыни, переломленные веками утесы в ущелиях гор и твою безмерную, голубую, как глаза сибирской девы, светлую, как глыба льду, Ангару, на берегах которой беспечно, весело и быстро пролетели дни детства моего…»
«Свободная, пламенная муза, вдохновительница Пушкина, приводит в отчаяние диктаторов нашего Парнаса и оседлых критиков нашей словесности. Бедные! Только что успеют они уверить своих клиентов, что в силу такого или такого параграфа пиитики, изданной в таком-то году, поэма Пушкина не поэма и что можно доказать это по всем правилам полемики, новыми рукоплесканиями заглушается охриплый шепот их и всеобщий восторг заботит их снова приискивать доказате
Этот отзыв Белинского о поэме противостоял явно критическим оценкам ее в ряде других журналов. Ср. также оценку поэмы «Разговор» как «прекрасного произведения» в рецензии на ч. II «Физиологии Петербурга». Более критическим был отзыв Белинского уже в статье «Русская литература в 1845 году». Там отмечались «удивительные стихи», которыми написана поэма, насыщенность ее мыслью, однако указывалось на «слишком» заметное влияние Лермонтова. Сравнивая «Р
«…Но довольно выписок: из них и так видно, что герои романа г. Машкова так же пухлы, надуты, бесцветны, безобразны, как и его слог. Рассказывать содержание романа мы не будем: это путаница самых неестественных, невозможных и нелепых приключений, которые оканчиваются кроваво. Поговорим лучше о слоге г. Машкова, образцы которого мы представили читателям; это слог особенный…»
«…Карамзин в своих стихах был только стихотворцем, хотя и даровитым, но не поэтом; так точно и в повестях Карамзин был только беллетристом, хотя и даровитым, а не художником, – тогда как Гоголь в своих повестях – художник, да еще и великий. Какое же тут сравнение?…»
«Кто не любит театра, кто не видит в нем одного из живейших наслаждений жизни, чье сердце не волнуется сладостным, трепетным предчувствием предстоящего удовольствия при объявлении о бенефисе знаменитого артиста или о поставке на сцену произведения великого поэта? На этот вопрос можно смело отвечать: всякий и у всякого, кроме невежд и тех грубых, черствых душ, недоступных для впечатлений искусства, для которых жизнь есть беспрерывный ряд счетов, р
Книга содержит в себе ценные сведения и полезные рекомендации по вопросам грамотного ухода за кожей рук и ногтями. В ней приводятся общие теоретические сведения и рецепты средств оздоровления кожи рук и ногтей, приготовление которых не отнимет у вас много времени, в то время как их использование доставит массу удовольствия.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Жизнь – это наша марафонская дистанция. Если терять силы на стрессах и неприятностях, то едва ли мы доживем до достойного финиша. Успешный человек отличается от неуспешного не тем, что не падает, а тем, что умеет подниматься. Мудрый от обывателя отличается не тем, что не реагирует на стрессы и неприятности, а тем, что эта реакция скорее философская, чем злобная или страдальческая. Страхи, трудные люди, обиды, неуверенность, потери были и будут вс
Эта книга является повествованием о предполагаемой жизни моего кота Файерфокса до встречи со мной. Он был подобран летом 2020 года в возрасте примерно одного года. Я не знаю, как проходили его детство и юность, но у него обязательно была какая-то история. Почему бы не такая, как я описываю?
Поэтическое произведение об одиночестве, долге, чести и внезапной дружбе.Кто из нас согласился бы разделить судьбу Маяка?