Я только-только вернулся с обеда и сел за стол в своем тесном кабинете, когда раздался этот телефонный звонок. Телефон у меня стоит на краю стола, у стены. Даже после обеда мне, не любителю обильно поесть (я хорошо понимаю, что производители продуктов заодно с производителями лекарств и гробов), было нетрудно дотянуться до трубки. Тем более обедал я дома, куда от места работы добирался общественным транспортом, поскольку машина моя стояла в ремонте после завершения прошлого расследования, когда я был вынужден своим маленьким юрким «Джимни» таранить большой и тяжелый седан «Мерседес» S-класса. Левая блок-фара, бампер, левое крыло, решетка радиатора, капот – все это подлежало полной замене. Требовалось проверить еще и рулевые тяги, которые могли погнуться, и сайлент-блоки, которые могли повредиться. Шаровая опора в такой ситуации, говорят, просто обязана была рассыпаться, и необходимо было сменить левый тормозной цилиндр, который перестал отпускать зажатые тормозные колодки после того, как я отпускал педаль тормоза. Видимо, один из поршней заклинило в выдвинутом состоянии. А это значило, что придется менять и тормозные колодки, потому что левая в этом случае должна стереться, а правая остаться целой. Такое положение грозит неприятностями при торможении автомобиля. Машину может просто развернуть поперек дороги в самое неподходящее время и на самом опасном участке.
Короче говоря, за время пути до места работы весь обед в моем желудке утрясся, и никакой сытой тяжести я не ощущал. И потому до трубки дотянулся без труда.
– Страхов. Слушаю вас внимательно.
– Слушаете? – вроде бы даже удивился высокий женский голос. Может быть, голос даже детский – звонкий и чистый, как колокольчик. – А приехать вы не сможете?
Однако сразу такие запросы…
– У меня машина в ремонте. Производственная травма у машины. Не могу…
– А на городском транспорте? Я неподалеку от остановки живу.
Как ни приятно звенел ее голосок, слушать его мне уже надоело, и я спросил напрямик:
– Чтобы я поехал куда-то, нужны основания. Вы требуете, чтобы я приехал, а я не понимаю зачем и по какой причине я должен к вам ехать. Может, вы все же хоть что-то мне объясните, чтобы я уже сам решил, стоит ли мне ехать?
– Ах, да… – собеседница спохватилась. – Просто я несколько часов прокручивала в голове разговор с вами, и, когда дозвонилась, мне уже казалось, что вы в курсе всего происходящего. Извините.
– Это вы извините, – уважаю людей, которые разговаривают со мной таким тоном. И понимаю, что неумение все сразу объяснить может происходить и от общей растерянности, и от сложности ситуации, в которую человек попал. – Я не знаю, что случилось.
– А приехать вы можете? Я все расскажу вам. По телефону как-то не так получается…
– Куда приехать? – Я уже почти «сломался» от ее вежливости.
– Ко мне. Записывайте адрес…
– Я не записываю адреса, в том числе электронные, и не записываю телефоны. Я их запоминаю. Но вы, вероятно, не понимаете, куда вы обратились… Мне, по крайней мере, так кажется.
– Я обратилась к частному детективу Страхову.
– Вот именно. К частному детективу, сотруднику частного детективно-правового агентства. А что это за предприятие? За счет чего оно существует? Уверяю вас, что из бюджета области и города мы не получаем ни копейки. Наше предприятие существует исключительно на средства, которые мы сами зарабатываем. К нам приезжают люди, сначала беседуют с генеральным директором, он решает, браться за решение проблемы, с которой к нам обратились, или не браться. Если решит, что стоит взяться, то в финансово-договорной группе оформляется договор на оказание услуг. И после оплаты услуг, согласно договору, частные детективы начинают работать.
– Значит, вы только за деньги работаете?
– Конечно. Все работают за деньги.
– А просто так помочь человеку вы не можете?
– Просто так просят помощи у полиции. Работа полиции как раз из бюджета оплачивается.
– Я не могу в полицию обратиться. Я знаю, меня вот-вот должен убить полицейский.
Крутое предположение! Но паники в голосе нет.
– Интересное дело. Тогда вам следует обратиться в прокуратуру.
– Я никуда не могу обратиться. Я не могу квартиру покинуть. Я инвалид и сижу в инвалидной коляске. Мне даже до ближайшего магазина добраться – проблема. За продуктами мне ходит женщина из соцопеки или соседка.
– Извините, – мне стало стыдно, что я упорно хотел заставить инвалида добраться до агентства и оплатить работу, которую мне предлагали выполнить. Я только сейчас понял, что меня просят, по большому счету, даже не о работе, а о защите, хотя и не слишком откровенно. И я вспомнил, что я хотя и уволен в отставку по инвалидности, но все же уволен с правом ношения мундира и наград. И награды эти я получил за то, что людей защищал. А сейчас отказываю в помощи малоподвижному инвалиду. Вообще иногда я прихожу к выводу, что из-за моего дурного характера люди не могут понять, как я их всех люблю. Но переформатироваться у меня, боюсь, уже не получится. – Извините меня, – еще раз сказал я.
Самые простые слова часто доходят до людей лучше, чем пространные объяснения.
– Это вы меня извините. Я сразу не сказала, словно вы все обязаны знать.
– Так что с вами случилось? Кстати, вас зовут…
– Лида Мальцева. Со мной пока еще ничего не случилось. Но случиться может. Дело в том, что я днями просиживаю в своей коляске на балконе. У меня балкон большой. Правда, он на три квартиры один, но большой. Соседи сделали мне специальный заезд. И я выезжаю на балкон. Просто дышу воздухом. Читаю там. Три дня назад я, как всегда, сидела на балконе. И увидела по другую сторону двора, двор у нас небольшой, дома плотно стоят, вот я и увидела, как в квартире напротив полицейский свою жену убивает. Вы слышали, наверное, про это дело…
Признаться, я даже в тех случаях, когда работаю в сотрудничестве с капитаном Саней, не интересуюсь другими делами, которые она ведет. А она, как всякий сотрудник уголовного розыска, одновременно расследует от трех до пяти дел.
– Нет, не слышал.
– Даже по телевизору показывали, и в Интернете про это было…
