Словно в издевку над вчерашними усилиями коммунальщиков по расчистке основных дорожных артерий, тяжелый мокрый снег к утру вновь завалил улицы города. Брутальный февраль явно взялся продемонстрировать мягкому декабрю и ясному январю свое традиционное видение зимней поры. Выйдя из дома, Павел Баландин чертыхнулся и проторенными меж сугробов узкими тропинками стал пробираться к охраняемой автомобильной стоянке, где уже давным-давно прописался его видавший виды «фольксваген». Несмотря на отсутствие планов торчать дома с женой хмурым воскресным утром не было никакого желания, как не имелось за завтраком даже малейшего стремления тащиться за полкилометра, чтобы вызволять из снежного плена свою старенькую машину. Однако вечное брюзжание супруги Гали лишило его последнего аргумента в пользу дивана с телевизором.
У двухэтажной сторожевой будки Павла Сергеевича приветствовал пожилой изможденный охранник, опирающийся на черенок широкой лопаты.
– Фух, замучился! Сегодня опять трактор будет чистить ближе к обеду. И зачем только вчера заказывали?
– Да уж, завернула погодка. Ну, ничего, скоро весна, полегче станет! – не замедлив шаг, полушутя отреагировал Павел сквозь натужную улыбку.
– Хватило бы сил дотянуть до нее! – бросил ему в спину охранник.
Сбрасывая щеткой тяжеловесные пласты налипшего снега с крыши урчащего автомобиля, Павел Сергеевич прикидывал в уме, стоит ли ему навестить живущую в районе речного порта дочь и понянчиться с внуком или без всякой цели просто проехаться по городу. С некоторых пор он был рад любому поводу подольше задержаться вне дома, лишь бы не слышать упреков и придирок сварливой Галины. В последнее время его жена помешалась на здоровом образе жизни, точнее, на правильном питании, которое по ее твердому убеждению могло восстановить пошатнувшееся здоровье и чуть ли не подарить вторую молодость. К своему несчастью Павел Сергеевич поначалу поддержал полезное увлечение супруги и даже сам по простоте душевной согласился недельку-другую поучаствовать в оздоровительном эксперименте, однако быстро к нему охладел, а вскоре вовсе возненавидел новый рацион и демонстративно вернулся к привычному. С того момента между ними пробежала черная кошка. Болтливая Галочка наедине с супругом по большей части молчала, компенсируя дефицит общения нескончаемыми телефонными разговорами с подругами. Правда, во время приема пищи это неписаное правило частенько нарушалось брошенными в адрес Павла фразами: «Давай, травись мертвечиной трупоед несчастный! Уже на третий этаж еле-еле заползаешь! Скоро за тобой горшки выносить придется! Себя не жалеешь, так хоть обо мне и ни в чем неповинных забитых животных подумай!». После таких слов благоверной Павлу Сергеевичу начинало казаться, что купленная им специально для себя свиная корейка или сырокопченая колбаса и вправду с душком. Аппетит тут же пропадал, однако назло язвительным упрекам жены он с деланным равнодушием, зачастую давясь, доедал все до последнего кусочка.
Так пролетали дни и если говорить в общем и целом изначальные благие намерения Галины, как это часто бывает, обернулись своей полной противоположностью: вместо естественного оздоровления супруги с каждым днем разрушали атмосферу добросердечного доверия друг к другу, которая сама по себе обладала целительной силой.
Когда в салоне автомобиля сделалось жарко от работающей на полную мощность печки, а по оттаявшему лобовому стеклу побежали веселые косые струйки, Павел включил магнитолу и динамики буквально взорвались припевом известной советской песни «застойных» семидесятых годов двадцатого века:
Из полей уносится печаль
Из души уходит прочь тревога
Впереди у жизни только даль
Полная надежд людских дорога.
Убрав громкость до минимума, он вдруг вспомнил многочисленные ностальгические байки пожилых людей о канувшей в лету прекрасной советской эпохе, когда сахар был слаще, трава зеленее, девушки порядочнее и красивее, а пломбир с колбасой не содержали в себе никакой химии. Подобные настроения царили и среди значительной части почтенных сотрудников транспортной компании, где Павел Сергеевич уже многие годы занимал должность технолога. Да и его самого, родившегося полвека назад, все чаще мысли уносили в далекие школьные годы, казавшиеся теперь волшебной порой невероятных приключений, удивительных открытий, смелых мечтаний и радостных надежд. Вот и сейчас ему представилось, что звуки старого шлягера доносятся из транзистора старого лодочника с пункта проката плавсредств, возле которого он со своими школьными друзьями растянулся на раскаленном июньским солнцем песке. Опьяненные началом лета десятилетние пацаны с наслаждением согреваются после купания в еще студеной воде Лесного озера, и дрожь покрасневших от солнечных лучей тел незаметно сменяется сладкой усталостью. Кажется, можно вечно лежать с неподвижностью застывшей ящерицы, ощущая кожей порывистое дыхание снующего по пустынному пляжу ветра, но из-за разыгравшегося чувства голода они с ребятами натягивают трико на ещё мокрые плавки и всей компанией направляются к находящемуся неподалеку профилакторию «Радуга». Расположенная на первом этаже совсем ещё нового здания из белого силикатного кирпича столовая лечебно-оздоровительного учреждения манит ни с чем несравнимым букетом запахов советского общепита. В большом безлюдном зале, украшенном прославляющим культурный досуг человека труда мозаичным панно, на некоторых деревянных столиках рядом с горчичницей, перечницей и солонкой виднеются тарелочки с нарезанным ржаным хлебом. Не обращая никакого внимания на доносящиеся с кухни крики поварих и шум посуды, каждый из друзей берет два-три мягких куска и размеренно, без лишней спешки, начинает уплетать ароматное, с приятной кислинкой, яство, хрустя свежей корочкой. Вдруг откуда ни возьмись, появляется пышнотелая женщина в белом фартуке и высоком накрахмаленном колпаке.
