Кара
– Вот, держи. – Я опускаюсь перед подругой на корточки и протягиваю ей коробку с бумажными салфетками. Джен выдёргивает сразу две и громко в них сморкается, а потом продолжает заливаться слезами. – Джен, ты меня пугаешь…
– Он… он…
Моя соседка задыхается от непрекращающихся рыданий, и я уже всерьёз подумываю о том, чтобы вкатить ей убойную дозу успокоительного. Но сначала решаю заменить стоящий перед ней стакан с водой бокальчиком сильры. Вдруг поможет.
– Вдохни, выдохни и говори.
Джен следует моему совету, после чего, истерично всхлипнув, выталкивает из себя:
– Он меня изнасиловал! – и прячет лицо в ладонях.
– О боги, Джен… Рассказывай! – требую я, позабыв о лечении алкоголем. Пересаживаюсь в соседнее кресло, беру её за руку и мягко, но в то же время настойчиво продолжаю: – Где ты всю ночь пропадала и что с тобой произошло?
Джен часто возвращается домой ближе к утру. Не потому, что заядлая тусовщица – жизнь в Кадрисе стоит недёшево, особенно для иностранных студенток. Приходится работать, по вечерам, а иногда и ночью, чтобы иметь возможность оплачивать аренду квартиры, пусть даже и за четвёртым контуром, и питаться хотя бы так, как мы питаемся.
Я подрабатываю барменом в забегаловке неподалёку. К счастью, она закрывается в полночь, поэтому я более-менее высыпаюсь. Дома, а не на лекциях, как это делает Джен. До недавнего времени она пробовала себя в роли официантки в ночном клубе в центре города и возвращалась домой на первом аэроэкспрессе, чтобы быстро перекусить, принять душ и потом сразу летела в универ.
На днях она вернулась с пар счастливая, заявив, что однокурсница пообещала помочь ей устроиться в какое-то элитное эскорт-агентство. Я к такого рода подработке всегда относилась, мягко говоря, скептически, но подруга была вне себя от восторга и даже не стала слушать мои намёки, что эта работа попахивает… В общем, не только эскортом. Если учесть, сколько девочки из «Лакшари-как-то-там» получают за ночь.
– Далия говорит, что за один выход она, бывает, получает по пятьсот-шестьсот дрейхов. Представляешь?! Да эта не работа, а сказка! – изливала на меня свои восторги соседка. – Во-первых, не каждый вечер, во-вторых, такие деньги! Я за неделю столько не зарабатываю, даже с чаевыми. Главное понравиться хозяйке агентства. О боги, пусть я ей понравлюсь! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!!!
И она ей понравилась. Джен у нас само очарование. Стройная, миниатюрная, с аккуратными чертами лица и длинными тёмными волосами. Шайранок в Кадрисе много, но только не таких красоток, как она. Глаза у Джен слегка раскосые, как и у всех представителей её расы, но очень выразительные, глубокие и яркие, как и пухлые губки, и пикантная родинка в уголке рта.
В общем, экзотическая красота.
– Смотри осторожнее. Те, кто пользуются услугами подобных контор, иногда могут пожелать нечто большее.
Но Джен лишь беззаботно отмахнулась от моего предупреждения:
– Ты так говоришь, будто я нанимаюсь в бордель проституткой.
В ответ я пожала плечами. Уточнять, что для меня это одно и то же, не стала, вернулась к зубрёжке (я тогда как раз готовилась к зачёту), а теперь сижу и ругаю себя последними словами за то, что не проявила настойчивость и не отговорила её от этой грёбаной работы.
Йорги!
– Сначала всё было хорошо, – всхлипывая, рассказывает подруга. – Мы встретились (он забрал меня прямо из агентства на своём лимо) и полетели на вечеринку. Я немного волновалась, но потом постепенно расслабилась. Он оказался очень обаятельным, и голос у него был такой приятный… такой… Какой-то гипнотический, что ли. – Джен смахивает с щёк слёзы и снова начинает мять в дрожащих пальцах бумажную салфетку. – Наверняка красивый, хотя лица я его не видела, да и имя он предпочёл не называть. Вечеринка была в масках, и своё лицо я тоже прятала. Поначалу… Около одиннадцати мы ушли. Он сказал, что подбросит меня до дома, только сначала ненадолго залетим в одно место. В какой-то клуб для соноров, для… для тёмных.
– Только не говори, что он был тёмным.
А вот теперь мне хочется материться, хоть феи обычно не матерятся. Правда, я иногда об этом забываю. И вот сейчас тоже очень хочу забыть.
Понимаю, что подруга – жертва и её надо жалеть. И я жалею, честно, и вместе с тем дико на неё злюсь. Ну вот как можно было вести себя так беспечно? Отправилась йорг знает куда с высшим, а теперь рыдает от того, что ему захотелось её трахнуть!
Так этим обычно с ними всё и заканчивается.
– Бы-ы-ыл! – Джен судорожно вздыхает, и истерика начинается сначала. – Он… он предложил мне вы-ы-ыпить. Бокальчик шнайса… Я сделала всего пару глотков, и меня повело. Всё, что происходило дальше, было как… как в тумане. Но кое-что… самое страшное… я… я помню… Понимаешь?! Хотела бы забыть, да не получается!
– Он так и не снял маску? Ты видела его лицо?
Джен мотает головой. Делает несколько жадных глотков из стакана, а отставив воду в сторону, продолжает:
– Помню, что когда… он меня уже оттуда забирал, синтана обратилась к нему, как к сонору Хоросу. А до этого… в том адовом клубе… кто-то из тёмных его окликнул, назвав Ксанором.
Вот йорги!
Вспоминать о Ксаноре Хоросе мне категорически противопоказано. Да что там! Мне даже думать о нём опасно. У меня не то чтобы портится настроение… Просто при мысли о нём во мне просыпается чудовище. Та моя часть, которая всегда, при любых обстоятельствах и в любых жизненных ситуациях, должна крепко, очень крепко спать.
– Ты уверена, что это был он? – уточняю, сама того не осознавая с силой сжимая руку подруги.
– Ай! Ты делаешь мне больно! – Джен вырывает ладонь из моих одеревеневших пальцев и, обхватив себя за плечи руками, глухо роняет: – По-моему, в мире существует только один Ксанор Хорос.
Да, к счастью, земля носит только одного такого подонка.
Чувствуя, что эмоции выходят из-под контроля, я подскакиваю на ноги и принимаюсь нервно мерить шагами нашу маленькую гостиную, совмещённую с такой же микроскопической кухней. Два шага вперёд, три назад. Особо здесь не разгуляешься. Только и получилось, что запихнуть сюда два кресла с журнальным столиком и стеллаж со всякой мелочью. В основном безделушками и сувенирами, которые я и Джен привозим из путешествий по миру.
Зато у нас есть классная терраса с видом на парк Ла-Сайя. На ней мы часто проводим время весной и летом. Правда, сейчас даже по вечерам стоит адская жара, которая отступает лишь ближе к полуночи.
Есть у меня такая особенность: чтобы собраться с мыслями и успокоиться, я начинаю думать на отвлечённые, порой совершенно идиотские темы. Журнальный столик, терраса, парк и полуночная жара – всё это нужно, чтобы вернуть себе контроль и решить, как быть дальше.
