Иллюстратор Лилия Родникова
© Юля Болдырева, 2022
© Лилия Родникова, иллюстрации, 2022
ISBN 978-5-0059-2183-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Один раз я наблюдала, как собака без одной ноги гуляла по улице. У неё был ошейник, поводок и столб с запахами – все радости собачьей жизни.
Бежала она несуразно. Тело её раскачивалось, собака припадала на единственную заднюю ногу. Я смотрела на неё с жалостью. Но собака не помышляла о своей неполноценности. И даже по собачьим меркам была совершенно особенной.
Мои писательские скетчи – этакие собаки-о-трёх-ногах. Если что-то ёкнет внутри, пока читаете, я победила. Если нет, ничего страшного. Собаке, по сути, всё равно.
Ещё на прошлой неделе Питер был жив, он дурачился. Но уже в среду или четверг стало ясно, что борьба с пиратом Крюком его изрядно потрепала, так, что он и сам постепенно становился похожим на него.
Питер больше не вступался за мальчишек и не искал им маму. Он не боролся за справедливость, его не удивлял удар в спину. Он больше не летал.
Нельзя было подходить к Питеру. Говорить с ним тоже было запрещено. Питер умирал.
Свет от него ещё слабо теплился. Каждый из мальчишек хотел погреть свои озябшие ладони, но не решался. Они были готовы есть понарошку, сидеть в дупле, лишь бы Питер выжил. Вдруг снова сделался прежним – таким лёгким и лучезарным, бесстрашным или даже бесшабашным по меркам взрослых.
Но Питер умирал. А с ним переставал существовать целый волшебный остров с пиратами и домиками на деревьях.
Мы висели над пропастью. Вагончик, который тащил нас, резко остановился, качнулся пару раз и замер.
Ещё у подножия разболелась голова, как будто кто-то давил на глазные яблоки. И теперь, запертая в небольшой кабине, висящей на тросе где-то в горах, я дышала, концентрируясь на потёках от ливня.
Погода менялась. Мы висели в тумане, разглядывали плотную белизну в окне. Забарабанил дождь. Я кожей чувствовала, как тяжёлые капли хлещут по крыше. Зазвенел град, соревнуясь с ливнем. Снова заволокло тучей.
Нас было пятеро. Рядом сидела пожилая пара, напротив – лысый парень, который невпопад шутил, и женщина неопределённого возраста в голубой куртке. Мы притихли.
Молчали долго. Или время здесь, на краю, тянулось по-другому? Как в детстве жвачка, которую наматывали на палец. Накатывала тошнота. Вдруг мужчина запел.
Он не насвистывал, не шутил, не говорил, мелодично растягивая слова, а именно пел. Тихо и серьёзно. Кажется, это было что-то из Высоцкого.
– Если парень в горах не «Ах», если сразу раскис и вниз,
Шаг ступил на ледник и сник, оступился и в крик.
Никто не повернул головы. Но каждый внимательно слушал – без тени усмешки. Вагончик тронулся и медленно пополз.
Не помню, смотрела ли я когда-нибудь ему в глаза. Помню руки. Жилистые, напряжённые. Он нёс жестяные вёдра, вода расплёскивалась – прямо на старенькие рваные кроссовки. Эти руки, со вздувшимися от натуги венами – носили и носили воду из болота.
⠀
Болотце располагалось в низине дачного посёлка. К нему вели полуразрушенные каменные ступени, поросшие крапивой и одуванчиками.
⠀
Еще там была ежевика. Она росла, где придется. Мы носились по кустам, вниз по ступеням, прямо к болоту с низким полусгнившим мосточком. Иногда съезжали по мокрой земле, траве, хохоча, наперегонки.
У пруда росли огромные лопухи, и ветви ивы клонились к воде. На мутной глади плавали клопы-водомерки. Как только он зачерпывал воду – насекомые тут же разбегались по сторонам.
⠀
Комары кусались, руки были синими от раздавленной ежевики. Глаза запоминали каждую травинку.
⠀
Он трудился. До самого вечера. Потом усаживался позади недостроенного дома – на деревянные доски, усаживал нас и давал каждой по куску хлеба и варёному яйцу. Смешно было стучать тупым концом яйца о деревяшку, чтобы скорлупа дала трещину. А потом ковырять потемневшим от грязи пальцем, очищая.
⠀
Руки он нам мыл в корыте. Там, в корыте, была своя жизнь. Карабкались жучки, плавали пожухлые листья. После поливал руки из пластиковой бутылки.
⠀
Потом, когда мы росли, этих бутылок становилось всё больше – они валялись под яблоней, отчего та сердито шелестела листьями.
⠀
Как было вкусно есть! Там, за недостроенным домиком, вечером, пока надоедливые комары жужжали вокруг. С хрустом откусывали свежий редис, держа его за хвостик. Слабый сладкий чай пили по очереди – из небольшой крышки от термоса.
⠀
Я не помню, сажал ли он нас на колени, разговаривал ли с нами. Но я знала, что он нас любит. Очень любит.
Я туда возила своё чувство. Я помню, как проснулась – а оно со мной. Умылась, оделась, вышла в свежее утро – оно следовало по пятам. С ним мы сели в такси и молча доехали до небольшого моста.
Там я купила в только что открывшейся кофейне хотдог и большой стакан капучино. Рядом текла бурная каменистая река, за ней виднелась канатная дорога и горы. Я подошла к столику, расположившему у бурлящей воды, сняла один стул и стала есть.
Потом взяла своё чувство на руки (заметно отяжелело) и поехала с ним в горы. Мы поднимались всё выше, я слушала тишину, начался град. Я понимала, как смехотворно выгляжу с несуразным существом на руках – местами лохматым, вспыхивающим разноцветными огоньками.
Я сошла на какой-то канатке и зашагала вниз, по еле приметной тропинке. Ноги мои соскальзывали на снегу, местами виднелись редкие цветы. Я шла и думала о том, что чувствую себя очень тяжёлой вот уже пару месяцев, и с этим пора кончать.
Я заметила полуразрушенный настил и обрыв ещё издали. Чувство топало за мной, оно вдруг стало крупнее, появилось несколько пар дополнительных ног, из прищуренных настороженных глаз сочился чистый мёд – прямо на дорогу. Из милого пушистого зверька оно превращалось в огромного перемазанного сладостью паука.
Рядом с обрывом было довольно живописно. Перед нами простирались вдруг выплывшие из-за облаков пики седых молчаливых гор. Неподалёку росли сосны, дорога петляла вниз и куда-то вбок. Я взглянула на моего мохнатого попутчика и толкнула его вниз. Подышала, медленно развернулась и, подскальзываясь на подтаявшем снегу, зашагала обратно.
Выйти из маленькой густо натопленной бани – свежей, чистой до скрипа, новенькой, почти младенец с бирочкой.
Выйти и вдохнуть как можно больше тёплого летнего воздуха, чтобы запомнить, законсервировать его в себе для гладких злых ледяных зимних дней.
Выйти и сразу уткнуться в роскошный в своём бесстыдном распутстве куст отцветающих пионов – склонили головы вниз под собственной тяжестью.
Выйти в чёрную сплошную бархатную ночь и запрокинуть голову вверх. Смотреть туда, где Большой и Малый ковш, и Кассиопея, и другие какие угодно звёзды, метеориты, планеты, туманности, причудливо закрученные в спирали и вихри.
