Игорь Губерман - Третий иерусалимский дневник (сборник)

Мы проживали не напрасно

свои российские года,

так бескорыстно и опасно

уже не жить нам никогда.

1

Идеи равенства и братства

хотя и скисли,

но очень стыдно за злорадство

при этой мысли.

2

Наш век имел нас так прекрасно,

что мы весь мир судьбой пленяли,

а мы стонали сладострастно

и позу изредка меняли.

3

По счастью, всё, что омерзительно

и душу гневом бередит,

не существует в мире длительно,

а мерзость новую родит.

4

Не мне играть российскую игру,

вертясь в калейдоскопе чёрных пятен,

я вжился в землю предков, тут умру,

но дым оттуда горек и понятен.

5

Напрасно горячимся мы сегодня,

желая всё понять без промедлений,

для истины нет почвы плодородней,

чем несколько истлевших поколений.

6

Загадочно в России бродят дрожжи,

все связи стали хрупки или ржавы,

а те, кто жаждет взять бразды и вожжи,

страдают недержанием державы.

7

По дряхлости скончался своевременно

режим, из жизни сделавший надгробие;

российская толпа теперь беременна

мечтой родить себе его подобие.

8

Сейчас полны гордыни те,

кто, ловко выбрав час и место,

в российской затхлой духоте

однажды пукнул в знак протеста.

9

Родом я не с рынка, не с вокзала,

я с тончайшей нежностью знаком,

просто нас эпоха облизала

лагерным колючим языком.

10

Покуда мы живём, на мир ворча

и вглядываясь в будущие годы,

текут меж нас, неслышимо журча,

истории подпочвенные воды.

11

Я жизнь без пудры и прикрас

и в тех местах, где жить опасно,

вплотную видел много раз, —

она и там была прекрасна.

12

Когда кипят разбой и блядство

и бьются грязные с нечистыми,

я грустно думаю про братство,

воспетое идеалистами.

13

Как тающая льдина, уплывает

эпоха, поглотившая наш век,

а новая и знать уже не знает

растерянных оставшихся калек.

14

Вор хает вора возмущённо,

глухого учит жить немой,

галдят слепые восхищённо,

как ловко бегает хромой.

15

Кто ярой ненавистью пышет,

о людях судя зло и резко, —

пусть аккуратно очень дышит,

поскольку злоба пахнет мерзко.

16

Нас много лет употребляли,

а мы, по слабости и мелкости,

послушно гнулись, но страдали

от комплекса неполноцелкости.

17

В нас никакой избыток знаний,

покров очков-носков-перчаток

не скроют легкий обезьяний

в лице и мыслях отпечаток.

18

Все доступные семечки лузгая,

равнодушна, глуха и слепа,

в парках жизни под лёгкую музыку

одинокая бродит толпа.

19

Мне не свойственно стремление

знать и слышать сводку дня,

ибо времени давление —

кровяное у меня.

20

Владеть гавном – не сложный труд

и не высокая отрада:

гавно лишь давят или мнут,

а сталь – и жечь и резать надо.

21

Питомцам русского гнезда,

нам от любых душевных смут

всего целебнее узда

и жёсткой выделки хомут.

22

Бес маячит рядом тенью тощей,

если видит умного мужчину:

умного мужчину много проще

даром соблазнить на бесовщину.

23

Текут по всей Руси речей ручьи,

и всюду на ораторе печать

умения проигрывать ничьи

и проигрыш банкетом отмечать.

24

В раскалённой скрытой давке,

увлекаясь жизни пиром,

лестно маленькой пиявке

слыть и выглядеть вампиром.

25

Российская жива идея фикс,

явились только новые в ней ноты,

поскольку дух России, тёмный сфинкс,

с загадок перешел на анекдоты.

26

Мы пережили, как умели,

эпоху гнусной черноты,

но в нас навек закаменели

её проклятые черты.

27

Видимо, в силу породы,

ибо всегда не со зла

курица русской свободы

тухлые яйца несла.

28

По воле здравого рассудка

кто дал себя употреблять —

гораздо чаще проститутка,

чем нерасчётливая блядь.

29

От ветра хлынувшей свободы,

хотя колюч он и неласков,

томит соблазн пасти народы

всех пастухов и всех подпасков.

30

Российская империя нам памятна,

поэтому и гнусно оттого,

что бывшие блюстители фундамента

торгуют кирпичами из него.

31

Россия ко всему, что в ней содеется,

и в будущем беспечно отнесётся;

так дева, забеременев, надеется,

что все само собою рассосётся.

32

Вокруг берёзовых осин

чертя узор хором воздушных,

всегда сколотит сукин сын

союз слепых и простодушных.

33

Уже вдевает ногу в стремя

тот некто в сером, кто опять

поворотить в России время

попробует во тьму и вспять.

34

И понял я за много лет,

чем доля рабская чревата:

когда сгибается хребет —

душа становится горбата.

35

Живу я, свободы ревнитель,

весь век искушая свой фарт;

боюсь я, мой ангел-хранитель

однажды получит инфаркт.

36

Легко на примере России

понять по прошествии лет,

что в мире темней от усилий

затеплить искусственный свет.

37

Темны российские задворки,

покрыты грязью всех столетий,

но там родятся поговорки,

которых нет нигде на свете.

38

Выплёскивая песни, звуки, вздохи,

затворники, певцы и трубачи —

такие же участники эпохи,

как судьи, прокуроры, палачи.

39

Российской власти цвет и знать

так на свободе воскипели,

что стали с пылом продавать

всё, что евреи не успели.

40

Мы потому в России жили,

высокий чувствуя кураж,

что безоглядно положили

свой век и силы на мираж.

41

Охвостье, отребье, отбросы,

сплочённые общей кутузкой,

курили мои папиросы,

о доле беседуя русской.

42

Этот трактор в обличье мужчины

тоже носит в себе благодать;

человек совершенней машины,

ибо сам себя может продать.

43

Кто сладко делает кулич,

принадлежит к особой касте,

и все умельцы брить и стричь

легко стригут при всякой власти.

44

Конечно, это горько и обидно,

однако долгой жизни под конец

мне стало совершенно очевидно,

что люди происходят от овец.

45

Кто в годы рабства драться лез,

тому на воле стало хуже:

пройдя насквозь горящий лес,

ужасно больно гибнуть в луже.

46

Ещё вчера сей мелкий клоп

был насекомым, кровь сосущим,

а ныне – видный филантроп

и помогает неимущим.

47

Смотреть на мир наш объективно,

как бы из дальней горной рощи —

хотя не менее противно,

но безболезненней и проще.

48

По Божьему соизволению

и сути свойства, нам присущего,

дано любому поколению

насрать на мысли предыдущего.

49

Надеюсь, я коллег не раню,

сказав о нашей безнадёжности,

поскольку Пушкин слушал няню,

а мы – подонков разной сложности.

50

Российский жребий был жестоко

однажды брошен волей Бога:

немного западней Востока,

восточней Запада – намного.

51

Наш век настолько прихотливо

свернул обычный ход истории,

что, очевидно, музу Клио

потрахал бес фантасмагории.

52

Возложить о России заботу

всей России на Бога охота,

чтоб оставить на Бога работу

из болота тащить бегемота.

53

Что говорит нам вождь из кучи,

оплошно вляпавшись туда?

Что всей душой хотел как лучше,

а вышло снова как всегда.

54

Все споры вспыхнули опять

и вновь текут, кипя напрасно;

умом Россию не понять,

а чем понять – опять не ясно.

55

Наших будней мелкие мытарства,

прихоти и крахи своеволия —

горше, чем печали государства,

а цивилизации – тем более.

56

На свете ни единому уму,

имевшему учительскую прыть,

глаза не удалось открыть тому,