В коридоре послышались шаги, кто-то кому-то сказал мимоходом:
– Что это ты тут развратом занимаешься?
В ответ радостно хихикнули, хлопнула дверь, и снова всё стихло.
Стасенька попробовала было подремать ещё немного, но тут под её боком заворочался Лепилов. Он продрал свои голубые, обманчиво наивные глаза, приподнял встрёпанную голову и, убедившись, что все мирно спят, алчно потянул на себя одеяло.
– Сэнди, ну ты молодец! – ехидно похвалила его Стасенька. – Лорка сейчас проснётся, начнёт митинговать: ах, какой ужас, меня, значит, все видели в рубашке…
– Ну и что? – Лепилов снова поднял голову и недоуменно покосился на сладко спящую Лору, сплошь покрытую рюшечками и оборочками. – Если бы без – другое дело…
– Ну и ничего! – подумав, возмутилась Стасенька. – Это вы тут все нахалы, а мы с Каялиной скромные… Встань сейчас же и накрой нас!
– Да как я встану-то, когда я в самой середине? – удивился её бестолковости Сэнди.
– А я что, не скромный, что ли? – с усмешкой поинтересовался пробудившийся Рожнов.
Сэнди со Стасенькой, не сговариваясь, саркастически засмеялись, чем, наконец-то, разбудили Каялину и Вайнберга.
– Это что такое? – возмущённо продекларировала Лора. – В каком я виде?! – Она сдёрнула одеяло с Сэнди и со Стасеньки заодно и решительно в него завернулась. – Мало того, что их тут приютили, они ещё с законных хозяев, можно сказать, сдирают последнее! Чтобы я ещё хоть раз…
– Ага, – тут же поддержала её Стасенька. – Нашли себе бесплатный приют!
– Девочки, да чем же нам расплачиваться-то? Натурой разве! – усмехнулся «скромный» Рожнов и ткнул в бок Вайнберга. – А, Ген? Твое мнение?
– Доброе утро, – сказал Генрих, часто моргая со сна, чем вызвал новый приступ веселья.
Встали. Наскоро попили чаю. Застилать кровать – точнее, две сдвинутые кровати – времени не осталось. Лестница – шестнадцать пролётов вниз, рысью – мимо вахтёра: Рожнов и Вайнберг, по обыкновению, ускорили темп, потому что ночевали в общежитии нелегально.
Во время короткого марш-броска до института Рожнов со Стасенькой держались за руки, Лепилов не переставая язвил по этому поводу, а Лора пыталась его утихомирить. В вестибюле Вадим несколько быстрее, чем того требовала галантность, вытряхнул Стасеньку из шубы и заорал на молоденькую гардеробщицу Катю:
– Катрин! Время – деньги!
Он по-хозяйски сунул номерки в карман и бросил на ходу Стасеньке:
– Жди, сходим куда-нибудь!
– Куда бы это? – кокетливо улыбнулась она.
– В кино, в пельменную, в кафе? – приостановившись, развернул перспективы Рожнов.
И растворился в рассыпающейся по аудиториям толпе. Стасенька даже вслед ему толком поглядеть не успела.
Стасенька любила Рожнова. Он ей подходил во всех отношениях: красивый, высокий, спортивный, роскошные чёрные кудри и к тому же синие глаза – как раз в её вкусе.
В прошлом году, когда она ещё только молча вздыхала по Рожнову, изредка встречая его в институте, сидели они как-то тесной компанией в их с Каялиной 814-й, а по радио передавали «Снегурочку», и Мизгирь там как раз распространялся насчёт своих амурных дел: «…за ласки золото бросал!».
Стасенька, как обычно, выступила в своей крайне непосредственной манере:
– Эх! Вот если бы мне за ласки золото бросали! Я бы, ух, какая вся из себя ласковая была!
Это заявление вызвало бурное оживление среди мужской части компании, а Паша Минин вдруг обратился к Каялиной с предложением: «Лариска! Выходи за меня замуж! У меня куча денег на книжке!».
Лора в ответ только фыркнула: «Да ты что! Из-за кучи денег жизнь себе ломать!». Паша оскорбился до глубины души. Он вообще постоянно на кого-то был в обиде (нужно заметить, что мнения о себе Минин был почему-то самого высокого). Он обижался на авторов книг, если они писали что-нибудь «не то», на музыкантов, которые выступали не в его вкусе, и даже на литературных героев программных произведений (других он не знал).
Одолевая по три страницы в день «Чайлд Гарольда», Паша ограничивался сдержанными, но явно неодобрительными замечаниями типа: «Ну, блин, ваще…». Пересказывая же на домашнем чтении сказку Оскара Уайльда «Рыбак и его Душа», он осуждающе сказал о Душе: «Брешет, как сивый мерин!». «Как газовый счётчик», – машинально поправил преподаватель и только после этого захохотал вместе со всеми.
…Мизгирь тем временем развивал и конкретизировал свою идею, предлагая Снегурочке бесценный жемчуг: «Ценой ему – любовь твоя! Сменяемся?»
– Ты бы сменялась? – поинтересовался у Стасеньки Лепилов.
– Конечно! Он ведь ничего из себя был, Мизгирь-то этот… Обязательно бы сменялась! И приятно, опять же, и полезно! И выгодно! – подробно объяснила Стасенька.
– Тебе, значит, такие, как Мизгирь, нравятся? – с интересом спросил Лепилов.
– Ну, скорее, как Вадик Рожнов, – ехидно уточнила первая институтская красавица Рая Ляшенко по кличке Раймонда.
До этого она дошла своим умом, руководствуясь лишь Стасенькиными неоднократными излияниями на тему «Какие мальчики мне нравятся».
– Ну и что? – по простоте душевной подтвердила Стасенька. – Я и не отрицаю!
Все радостно засмеялись, а Лепилов деловым тоном сказал:
– Так, кого у нас сейчас Рожнов-то любит? Все ещё Аннет?
– Надо узнать, – откликнулась Раймонда, а Паша Минин с оскорблённым видом спросил Каялину:
– А тебе тоже такие нравятся?
– Мне вообще никакие не нравятся! – холодно ответила Лора.
– Правильно, Лариска, так их! – поддержала её Раймонда и добавила популярную крылатую фразу, гласящую, что все мужики – подлецы, а счастье в труде.
Отсмеявшись, разговор продолжили.
Стасенька выдала Лору с головой, объявив во всеуслышание, что ей нравится Олег Янковский.
– Потому что он умный, – принялась оправдываться Каялина.
– Ага, умный, – начал обличать её Лепилов. – Вон Луи де Фюнес тоже умный! А тебе, Стаська, кто из актёров нравится?
– Джонни Депп!
– Кого любишь больше: Рожнова или Джонни Деппа? – не отставал Сэнди. – Отвечай не задумываясь!
– Рожнова, – честно призналась Стасенька.
– А-а-а! – вскричал Сэнди торжествующе.
Стасенька начала аргументировать свой выбор:
– Ну и зачем мне любить какого-то там Джонни Деппа, который неизвестно где? А Рожнов – вон рядом по коридорам ходит…
– При прочих равных?! – решил добить её Лепилов.
– Рожнова, Рожнова, – вразумительно повторила Стасенька, и только тут до неё дошёл смысл их милой беседы.
После публичного заявления о своей любви к Рожнову деваться было некуда – нужно было от слов переходить к делу. Стасенька не обладала ни слишком богатой фантазией, ни излишней романтичностью, поэтому поразить сердце своего избранника решила не где-нибудь, а прямо в институтской столовой.