Озоновое похмелье
Грозы, прокатившейся вдруг.
Под ласки твои неумелые
Замкнулся порочный круг.
Как будто прошила молния
Сердцевину тел,
Я так тобой переполнился,
Что, кажется, не уцелел.
Какие бы грозы ни грянули,
Какой бы фантом ни фонил,
Ты знаешь, родная, рядом я.
Не зря меня ангел сразил.
На холодное лето наложила печать
Уходящая молодость наша.
Я тебя не хочу провожать и встречать
И с тобой не хочу разделить свою чашу.
Бог даст силы, придут и иссякнут дожди,
И в душе прояснится на утренней зорьке.
Ты меня не прощай и, наверно, не жди,
Наша встреча получится горькой.
Я тебя обманул и себя не сберег,
Что тебе обещал – отцвело пустоцветом,
На горящее пламя ночной мотылек
Устремился и тотчас сгорел без ответа.
Мы в дождливое лето разжигали костер,
И дрова отсырели, и спички промокли.
И над нашими судьбами руки простер
Ангел сумрачный наш и жестокий.
Нам холодное лето предъявит еще
Груз несбывшихся упований.
Что-то кажется мне, что не будет прощен
Грех улыбок и тайных свиданий.
«Я не пойму, как ты устроена…»
Я не пойму, как ты устроена —
В изгибах, запахах, тонах.
Во мне тобою чудом скроены
Безумец, грешник и монах.
С каких планет ко мне ты послана? —
Мне до конца и не понять.
Где я тону – ты ходишь посуху,
Что мне ярмом – тебе под стать.
Из всех людей на нашем шарике
Родней тебя я не встречал.
Тебя увидев, как ошпаренный
Хотел кричать, но промолчал.
Восторгом немоты окутанный,
Я приобрел стремленье жить.
И если раньше жил как спутанный,
Теперь обрел кому служить.
Я не пойму, как ты устроена,
Бессилен что-нибудь понять.
Загадку, небом мне оброненную,
Мне никогда не разгадать.
Мы зиму пережили, слава Богу,
Гребли снега, спасались от ветров
И, расчищая снегом заметенную дорогу,
Не забывали, где наш дом родной и кров.
На старом косяке поставили зарубку:
Мы живы, живы, вроде бы скрипим.
Эх, был бы помоложе, раскурил бы трубку,
Из карт игральных новый дом сложил.
Когда глотнешь весной пленительный возду́х,
Посмотришь в зеркало: а вроде ничего!
Захочется запеть, как по утрам поет петух.
Для радости нет лучшего арго.
Послушай, милая, я руки не сложил
И белый флаг выбрасывать не буду,
Во сне мне добрый ангел предложил
Снести на свалку мрачных мыслей груду.
Вот этим утром, в этот миг весны,
Когда на кухне ты готовишь тарталетки,
А я хочу поставить песни «Верасы»
И радуюсь, услышав:
– Эй, дружок, опять забыл принять таблетки?
Вино последних наших встреч
Совсем не выдержано было.
Разбойничьи звучала наша речь,
И все вокруг в тумане плыло.
Какой-то кисленький бурчак
Плескался вяло в наших венах.
Поэт и шумный весельчак
На этом пиршестве давно свое отведал.
Причем тут люстра? Люстру не спасли.
Она упала, крепежи ослабли.
В прорезе окон транспарант несли
И с криком наступали на гнилые грабли.
Быть может, чаю? Нет, я тороплюсь,
Прием сегодня в королевском замке.
Я думала, что разобьюсь,
Когда вязала узел на скакалке.
Как будет время, может, наберешь?
Конечно наберу, хотя набор рассыпан.
Судьбу голодную вот так не проведешь.
Когда она в конце концов уж будет сытой?
Вино невыпитое может постоять,
Гурманы налетят, отведают, надеюсь.
В него не надо специй добавлять,
Прощальный вкус в нем никуда не делся.
Был прекрасный пикник, свежий ветер, цветы
И примятой травы след минуты счастливой.
Нас спасали тогда от земной суеты
Поцелуи и взгляды в простоте нефальшивой.
Был прекрасный пикник и безудержный смех,
Этот смех порождали минуты покоя,
В тех минутах земных не присутствовал грех,
А звучали напевы сопрано гобоя.
Был прекрасный пикник – незаслуженный дар,
Неутерянный клад, что хранить надо вечно.
Оценить его вряд ли бы смог антиквар,
Клад помог бы лишь двум навсегда пересечься.
Был прекрасный пикник и сухое вино.
И вино мы, дурачась, глотали из кружки.
Но случилось лишь то, что случиться должно —
Кто-то крикнул: «Гроза! Закругляйтесь с пирушкой!»
Отмыла Маша-таки раму
И полстолетья не прошло.
Хранила честь, чуралась сраму,
Боялась сеять, вот и не взошло.
Никто не сдернул упаковку,
Никто на бирку не взглянул.
Кто ж научил тереть морковку
И брать бессмысленный отгул?
Ой, лишь бы в доме было тихо
И не гнусили комары…
Таких тихонь не поминают лихом,
Не раздражают криком детворы.
Вот, говорят, вино бессрочно
Возможно в погребах хранить.
Но что-то мне подсказывает точно:
Не каждый пожелает уксус пить.
Слов вашей песни я не знаю,
Но вы запойте, я вас поддержу.
Я вашей песней душу согреваю,
Смываю с сердца ржавчину и жуть.
Гром прогремит, заглушит наш дуэт,
А bene placito>1 надолго угнездится.
Вот было б славно встретить нам рассвет,
Запеть опять и никуда не расходиться.
«Вы чейный будете, мужчина?» —
Меня спросили в кабаке.
«Мадам, какие выдались причины,
Чтоб так висеть на волоске?
Ну да, я выпил, расплатился,
Халдею оплатил гешефт,
Со всеми я уже простился,
Пусть недовольных лечит терапевт».
«А что такого я спросила?
Я всех здесь знаю, кроме вас,
За мною, между прочим, сила,
Она поправит вам анфас».
«Позвольте, что вы промычали,
Вам лечь охота под статью?
На вас плевать, пусть Бог вас опечалит
И вашей силе разнесет кутью».
Припоминаю, что базарили мы долго,
Присев за стол, сменили много тем,
Приятная попалась балаболка,
И соблазнительный прорезался тандем.
Наутро мне она варила кофе,
А я вертел тяжелой головой,
Прихлебывал что оставалось в штофе
И слушал песню: «Миленький ты мой».
Полно, полно же тебе
Хмуриться и глючиться —
К нашим облакам проблем
Небеса подключатся.
Проморозят, просвербят,
Дождиком омоют,
Раза три они подряд
Душу успокоят.
Не жалей ушедших дней,
Унывать не стоит.
Как сказали б в старину,
Эту хмарь и белену
Ведрышком накроет.
Не советую гадать
На кофейной гуще.
Лучше Божью благодать
Призывать нам пуще.
Лучше посадить цветы
Вдоль дорожек лунных.
Лучше, чтоб сказала ты:
«А ты у меня умный».
Сказал бы он, ну как-то по-простому,
Люблю, мол, выходи, как водится у нас.
А он в речах такого дал простору —
Упоминал какой-то тарантас,
Мол, укачу, мне ничего не жалко,
Я сам – с руками, бегаю как волк…
А мне от этого ни холодно, ни жарко,
Мне от речей его покалывало бок.
– Ты, это, не кричи, на нас ведь смотрят люди,
Еще, не дай Бог, скажут, что ты пьян.
Давай-ка так! С тебя ведь не убудет,