Глава 1. Хутор близ Ореховки
Агашу душила обида. Ничего удивительного в том, что мать отказалась брать её с собой, не было — Панна и раньше исчезала дня на два или три, поручая дочери заботы о деревенских жителях. Однако теперь всё должно измениться! Выпускница академии — дипломированная ведьма — заслуживает другого отношения.
Девушка прикусила губу, рассматривая дверь. Мать велела идти на праздник. Агаша и сама чтила традиции, но именно сейчас ей хотелось поступить наперекор.
Похожий на треск старого вяза голос прямо под ногами выдернул девушку из задумчивости.
— Стусик! — ведьма отскочила, пошатнулась и схватилась за стол, чуть не опрокинув его. — Сколько раз просила не ползать по полу! Ведь не замечу и раздавлю.
— Это вряд ли!
— Не сидится тебе за печкой!
— Сама бы посидела за печкой, посмотрел бы на тебя.
— Я не сверчок.
— Так и я… не совсем сверчок, — говорящее насекомое взбежало на прислонившуюся к белёному печному боку скамью и снова обратилось к девушке: — Пойдёшь?
— Нет, — Агаша глянула в зеркало и вопреки принятому решению начала прихорашиваться: расчесала гребнем густые платиновые волосы, оправила белую с тонкой вышивкой рубаху, распределила мягкие сборки на юбке.
— Почему? — не унимался сверчок. — Мать велела идти желание загадывать.
— Нет у меня желаний, Стусик, — соврала Агаша.
Тот заметно оживился, подобрался к самому краю, радостно застрекотал:
— Вот и славно! Вот и отлично! Загадаешь моё!
Юная ведьма смерила насекомое мрачным взглядом:
— Опять будешь новое тело клянчить? Чем тебя это не устраивает?
— Не тело! Сколько раз тебе объяснять? — Стусик встал на задние ножки, угрожающе поводив усиками. — Якорь. Я-корь! Что непонятно?
— Отличный якорь, — усмехнулась Агаша, — был бы другой, ты не смог так долго прятаться.
— Мне поначалу тоже так казалось. Просто... — сверчок умоляюще сложил передние ножки. — Надоело унизительное положение. Я бы даже на человеческий облик согласился. Пожалуйста, Агашенька, попроси Странника за меня!
— Или Ехидну? Негоже ведьме к Страннику обращаться.
Стусик с обиженным видом потрусил обратно к печке:
— Избавиться от меня хочешь? Так и скажи.
— Ой как хочу! Как хочу избавиться от нытика и надоеды, — причитала девушка, искоса поглядывая на тёмную щель, где спрятался её оппонент.
Оттуда раздалось сердитое потрескивание.
В прошлом году Агаша поддалась на уговоры Стусика, взяла его с собой — посадила в ладанку и привязала её к поясу. Оба они надеялись, что этого достаточно. Девушка бросала песок в костёр и за себя, и за временного поселенца, он же стрекотал на каком-то неизвестном наречии, умоляя Странника вернуть ему прежний вид. Мать тогда чуть не побила Агашу, а за Стусиком гонялась по всей избе, угрожая тяжеленным башмаком.
— Сейчас покажу тебе, тварь ползучая, как девчонку с пути сбивать! — кричала разозлившаяся ведьма. — Ты у меня обернёшься чем-то получше таракана!
— Я не таракан! — вопил Стусик, сноровисто уворачиваясь от жестокого орудия, дико лупившего доски пола. — Я сверчок!
— Был сверчок, а превращу в половичок, будут о тебя гости ноги вытирать!
— Откуда у тебя гости-то, Панна?! — осмелел Стусик, нырнув наконец в своё убежище. — Ты же злющая, как мантикора!
Ведьма потеряла к насекомому интерес и обернулась к дочери, гневно сверкая глазами:
— Кому было велено дома сидеть?
— Матушка, — лепетала Агаша, — я хотела, чтоб Стусик облик свой обратно получил да ушёл с миром. Сама сколько раз говорила, что он тут загостился.
Мать расхохоталась. Бросив башмак в кучу около порога, утёрла концом фартука слёзы и, не переставая смеяться, спросила:
— А если бы Странник исполнил желание? А? Представь, как бы деревенские удивились, явись этот уродец из твоей ладанки.
— Ой... а я и не подумала.
— В другой раз думай. Праздник наш, а не для этих, из другого мира. Пусть твой Стусик спасибо скажет за такое вместилище для души. Мог и в дерево вселиться.
— Уж лучше в дерево, — раздалось из-за печки.
Воспоминание это вызвало новую волну раздражения. Почему, спрашивается, мать прежде не разрешала на праздник желаний ходить, а теперь сама гонит? Даже кисет песка с берега озера Смерти выдала, хотя могла продать его деревенским. Не по доброте точно. Любила бы Панна дочку, взяла бы с собой — уж так Агаше любопытно было, кого матушка навещает. Не бабулю — с той они давно рассорились. Было подозрение, что мужчину — Агашиного отца, больно счастливой возвращалась Панна из тех походов.
***
Неторопливо вышагивая по тропе, ведьмочка срывала белые с золотыми глазами ромашки, лазоревые колокольчики, коралловые гвоздики, вплетала их в обрядовый венок. Прежде чем загадывать желание, нужно украсить себя травой и цветами. Венок получался красивый, ведьма придирчиво рассматривала его, печально покусывая нижнюю губу. Исполнит ли Великая тайную просьбу Агаши? Так хотелось, чтобы исполнила. И пусть матушка без устали твердит, что ведьмам любви не полагается, хотелось верить, что у правил бывают исключения. Сама-то Панна бегает к возлюбленному который год!
Воз-люб-лен-ный... Какое сладкое слово!
Молодая ведьма остановилась на краю праздничной лужайки, прислушиваясь к своим ощущениям.
Загадать? Или не загадывать?
Если верить матери, их покровительница Ехидна и сама любви не испытала, и ведьмам её не посылала, так что умолять Великую об этом бессмысленно. За свои двадцать лет, десять из которых посвящено учёбе в академии, Агаша убедилась: недолюбливают их племя. Люди побаиваются и сторонятся, маги презирают, как и всех ниже себя, колдуны напраслину наводят, считая за конкурентов, а храмовники ненавидят, ибо нуждаются в ведьминской поддержке.
«Он не такой, как все! — прошептала девушка, представляя образ из своих снов. — Элель необыкновенный человек».
Пусть она видела этого юношу всего-навсего четыре раза, а говорила с ним лишь однажды, сердце отзывалось медовой тоской при каждом воспоминании о парне с лютней. Романтичное настроение Агаши не сочеталось с весёлыми криками, звонким хохотом и визгом, доносившимися от семи зажжённых на лужайке костров. Праздник перешёл в заключительную стадию, заунывные песни о страданиях сменились задорными частушками. Деревенские девчата верили, что их просьбы услышаны — кто-то из трёх Хранителей Тар-данарии обязательно их выполнит.
Пора! Ведьма, расправляя завязки кисета, направилась к первому костру. Загадывать любовь так и не решилась. Сыпанула горстку в огонь, прошептала:
— Прошу тебя, Великая, — двинулась дальше, снова достала щепотку и бросила в жаркое пламя, — снизойти к моей мечте, — следующий костёр, очередная горстка, — дай мне увидеть Элеля, — новые искры, — позволь поговорить с ним, — ещё песок, а к нему слёзы в голосе: — Хочу убедиться, что Элель здоров, — следующие три шага, — что не случилось с ним беды, — последний костёр, — о большем просить не дерзаю.
