В тот самый миг, когда время начало обратный отсчет, и стрелки всех часов в мире замерли, оцепенев от боли, Тарновский вновь вернулся назад, в майское солнечное утро, в бездумное и сонное скольжение по глади яви, словно эхом пульса, размеренное пунктиром гудков в трубке.
Обрывки телефонного разговора все еще кружат в сознании, и весенняя истома мягко, настойчиво теснит их вдаль, застилая все пастельно-золотистой пеленой, окутывая коконом уютной безмятежности. Но вот в комнату впархивает девушка, и пестрый хаос разнородных лоскутков складывается в мозаику реальности, расставляя по местам имена, роли и даты. Он вспоминает, что девушку зовут Оля, она – бухгалтер в ООО «МегаЛинк», а он – Тарновский Александр Валерьевич, вот уже десять лет, как руководитель означенного предприятия.
Как и всегда, в руках Оли – ежедневник и большая белая папка «Банк», как и всегда она пришла на ежедневную пятиминутку, неукоснительно повторявшуюся именно в это время вот уже одиннадцатый год и давно уже превратившуюся в обязательный ритуал, нечто вроде утренней гимнастики.
Хотя, ни жадным, ни меркантильным Тарновский себя не считал и таковым не являлся, с некоторых пор финансы для него были чем-то вроде стержня, краеугольного камня всего дня.
Когда-то в молодости он относился ко времени довольно легкомысленно, считая его течение размеренным и однородным, лишь много позже, после целой череды катастроф и ренессансов, развязок и начал, он научился различать его ритмы: стремительный, яркий, солнечный – утренний, медленный, густой и вязкий – вечерний.
Это совсем не укладывалось в привычный формат житейской прозы, и, скорее, было похоже на романтические фантазии влюбленного подростка, но обманчивость канонов была тогда уже очевидна ему, так же очевидна была и близость далеких, казалось бы, смыслов, масштабом аллегории разбросанных по шкале воображения. Разве юность – не утро жизни, разве сравнится она по плодотворности со старостью?
Но все это было потом, а тогда он легкомысленно прыгал со ступеньки на ступеньку, оставляя за спиной прорехи незавершенности, беспечно соря неоконченными делами, несказанными словами, непогашенными долгами. Он даже и не задумывался над этим, не подозревая, что за праздником сиюминутной безнаказанности скрывается жестокая неотвратимость расплаты. И расплата настигла его, словно эхом запоздавшего приговора, отрезав путь в прошлое, оставив один на один с ошибками, которые теперь не исправишь, с мечтами, которым никогда не суждено исполниться.
И ведь надо, казалось бы, самая малость – просто сказать нужные слова, придти туда, где ждут, выполнить обещания, но захлопнулась перед ним эта дверь, надежда растаяла безвозвратно, и невозможность изменить, вернуть, реабилитироваться засела в сердце тупой занозой.
А сколько раз он порывался заплатить по счетам, сколько раз ложился спать в твердой уверенности, что завтра непременно избавится от досадного бремени! Проклятая лень, лень и беспечность!
Выводы, сделанные Тарновским, были настолько же неожиданны, насколько предсказуемы. Привыкший все на свете подчинять железным законам логики, связав узлом аллегории все составляющие этого уравнения, он не оставил времени ни шанса, безжалостно содрав с него пелену неизвестных, уравняв с тем, что вполне подвластно элементарному подсчету. Ведь, кто-то однажды уже замкнул этот круг коротенькой фразой: «Время – деньги», зачем раз за разом изобретать велосипед?
– Доброе утро.
Оля улыбалась церемонно и строго, как и было предписано протоколом, и Тарновский с облегчением окунулся в привычную атмосферу рабочего утра. Он слушал Олины комментарии, делал пометки, наполняя метафизической сутью сухие символы цифр, выстраивая виртуальные конструкции будущего, – тоже часть ритуала, управленческий импрессионизм, тестирование образного мышления.
День начинался совсем недурно, цифры складывались в радужные картинки прибыли и успеха, и Тарновский позволил себе немного расслабиться.
Занятие бизнесом создало из него блестящего аналитика, совместившего в себе таланты шпиона и прорицателя, в добыче информации не знающего себе равных, не гнушающегося никакими, даже самыми спорными источниками. Он научился выуживать ее из расплывчатых сводок новостных каналов, из междустрочья публичных изданий, из прозрачных намеков официальных и не совсем официальных лиц. Он один мог сложить в единое целое невнятный хрип рации гаишника, шепот автобусной давки, обрывки разговора, подслушанного на улице.
Умение это далось нелегко и стало плодом ежедневных упражнений, но, приобретенное однажды, никогда уже не подводило, раз за разом выдавая точные рекомендации по самым разным аспектам жизни. Казалось, он был способен предугадать даже стихийные бедствия, и не делал этого только потому, что считал это занятие ненужным и бессмысленным.
«С вашими аналитическими способностями, вам надо работать в бюро прогноза погоды». Сценка старого фильма мелькнула в сознании теплым воспоминанием, растаяла на пестром полотне действительности.
Оля молчала, надев на лицо маску удовлетворения от выполненного долга, но где-то в глубине ее глаз увиделась Тарновскому какая-то смутная тень, и неожиданно сердце кольнула острая иголка тревоги. Это еще что такое?
Оля попала к нему случайно, если так можно сказать обо всем, что с нами происходит.
Началась все десять лет назад, с внеплановой проверки налоговой инспекции. Надо признаться, финансовая отчетность в «МегаЛинке» на тот момент практически не велась, Тарновский и Гена, его компаньон, так и не удосужились наладить, хоть, сколько-нибудь сносный учет, легкомысленно считая бухгалтерию делом второстепенным, теша себя надеждами, что все устроится само собой.
Ситуация грозила самыми разнообразными карами, вплоть до закрытия «МегаЛинка» и уголовного преследования, что стало для новоявленных бизнесменов громом среди ясного неба.
Первым опомнился Тарновский. Не дожидаясь осадков из сгустившихся над их головами туч, он порылся в записных книжках и выудил оттуда спасительный номер.
Его знакомая, бухгалтер с солидным стажем, вошла в положение, согласилась помочь, и налоговики, уже занесшие карающий меч, вынуждены были отступить. Сбив первый, самый грозный, вал проверки, Екатерина Михайловна (так звали знакомую Тарновского) вернулась к своим делам, оставив за себя свою племянницу Олю, вчерашнюю студентку, только-только закончившую местный ВУЗ.
Компаньоны приняли ее неохотно, но благодарность за оказанную услугу была слишком велика, чтобы позволить их недовольству принять формы отказа.
