Григорий Карьянов - Тринити

Тринити
Название: Тринити
Автор:
Жанр: Современная проза
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Тринити"

Второй сборник молодого поэта Григория Карянова «Тринити» отражает противоречивость классической и современной поэзии. В книге автора представлены три линии его переломного творчества: «Поэтическое» – продолжение творчества автора времен «Золотых колосьев»; «Поэтическая афера» – стихотворения из одноименного романа автора; и неоднозначный цикл стихов, после которого Вы увидите автора другими глазами, – «Пост-Поэтическое».

Бесплатно читать онлайн Тринити


© Григорий Карянов, 2016

© Григорий Карянов, дизайн обложки, 2016


Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I. Поэтическое

Падают, падают желтыми красками

Падают, падают желтыми красками, листья с деревьев в лужи,
Им раствориться бы, окрасив собою воду, но на воде лишь круги,
Пестрым холстом покрыты проспекты, и город сильно простужен,
Город промок под осенним дождем, и между домов сквозняки.
Все пропитано запахом осени, неизменен аромат ее – грусть,
И вдыхая воздух, после летнего зноя, я наполняюсь этой тоской,
Иду медленно, смотря под ноги, здесь дороги известны мне все наизусть,
Я наверное старомоден, раз чувствую себя молодым проходя по Тверской.
Здесь история в любом переулке, в каждом доме ее светлый лик,
По углам затаившись память, прищуренным взглядом, смотрит мне в след,
И чувствуя теплое дыхание времени, словно жизнь повидавший старик,
Я маслом напишу этот город, выйдет прекрасный, осенний портрет.

От стертого дня останется, тяжесть свинцовых небес

А он выгибая спину кутается в шерсть, что вероятно к дождю,
Который пройдет в ночь на пятницу, оставив на утро след,
Если я проснусь часов в шесть, отворяя дверь сентябрю.
Все ниже проносятся тяжелые тучи, почти касаясь наших голов,
И улыбаясь завидев меня, смотрит в окно: «Гляди, небо такое страшное,
Я останусь сегодня, здесь мне лучше, рисовать картины из облаков»
И снова молчание превыше всех слов, а в памяти силуэты вчерашние.
Он не ушел и на следующий день, даже когда завыл сильный ветер,
Что беспощадно трепал мои мысли, и гнул их ветви срывая листву,
Подмигнув мне снова, подошел словно тень: «Сегодня уже воскресенье,
Я отдам тебе целую, из девяти жизней, если позволишь остаться коту».

Голос твердит: «Времени нет»

Голос твердит: «Времени нет», только сознание вертится,
И все туда же, на кухню, по коридору пройдет,
Растворяет в туманном стакане таблетки, и лечится,
В чуть теплую воду кладет кусочками лед.
Не снимая шляпы, пальто, не вытерев ноги в прихожей,
Голос не запирает открывших собой же дверей,
Из них дует и стонет, и ноет, и я чувствую кожей,
Это безумие, и к стенам прислоняюсь всем телом сильней.
Уступает стул, предлагает присесть, не терпит отказов,
Шепчет что-то под нос и как кошка щурит глаза,
Он похож на проходимца, из любимых мною рассказов,
Мошенника из переулка, каталу и просто лжеца.
Поглядывает на часы, говорит, что спешит и скоро рассвет,
В руках держит опустевший, с осадком на дне, стакан,
И на столе перед ним лежит горсть потемневших монет,
А я как хозяин не очень с ним вежлив, и кажется пьян.
Открываю глаза и мне слышится голос, что звонким эхом,
Монотонно пророчит, те слова, что мы слышим все,
«Времени нет» – пусть скажут и наслаждаются смехом,
От того и смеемся, что не чувствуем боли совсем…

Я полон до небес – гнетущей тишиной

Я полон до небес – гнетущей тишиной,
И взглядами толпы, и рокотом,
И мыслями, что держат за спиной,
Вновь опускаюсь вниз, с зашитым ртом.
Посткарнавального синдрома – резонанс,
На белом и худом лице, мое второе я,
И лицемерия застывший реверанс,
И птицами с ветвей слетают с губ слова.
Вздохну и опускаю руки,
Как палец на курок кладу,
И люди замолчат и стихнут звуки,
И смолкнет песнь, которую пою…

Смотрели, до отпечатка в памяти, друг на друга

Смотрели, до отпечатка в памяти друг на друга,
И не проронив ни слова – оставляли раны,
Зарубки на дереве стали теперь по кругу,
И дом тот давно заброшен, где были рады.
Юности годы устроят забег, как борзые,
И язык развивается по ветру, от этого бега,
Я в шаге от Африки, в полу-шаге от снежной Сибири,
В зрачке твоем вижу чужого, для меня человека.
Выдумщик он, скоро тридцать, а мысли в полете,
Недосягаемой высоты его планы, его это сердит,
В наглухо запертой, одиночно-пустой, палате,
Он пьет что-то с запахом грусти, и снова бредит.
Рукой проводя по коре, постаревших деревьев,
С рубцами от ножевых, и словесных, порезов,
Дышит на них своим холодом, северный ветер,
Задавая очередной вопрос, не просящий ответов.
Тишиной стало слишком себя изводить, лучше криком,
Грохочущем маршем, гимном, революции знаками,
Прокатится по стране молодой, с обезумевшим видом,
Пробегут по строке наши взгляды, борзыми собаками.

Рейте флаги, трубите громом

Рейте флаги, трубите громом,
От стихов, что трогают душу,
Нет картин нарисованных лучше,
Чем те, что написаны словом.
Выводи чернилами строки,
Что бы каждый пришедший слушал,
Твой голос охрипший от стужи,
Что потерян был по дороге.
Каждый раз умирать и рождаться,
Стать актером внутри и снаружи,
Высказать все, и все разрушить,
Что бы создать и не повторяться.
Флаг подними, удар барабанов,
Слышен на улице «Новых поэтов»,
Ты среди тех, кто чувствовал это?
Так встань же у изголовья парада.
Бодрым шагом, ступаем, строем,
Наше оружие перо да бумага,
Сильнее чем за поясом шпага,
Ими культуру мы смело строим.
Рейте флаги, трубите громом,
От стихов, что трогают душу,
Нет картин нарисованных лучше,
Чем те, что написаны словом.

Плечами продрогшими, белыми, белыми

Плечами продрогшими, белыми, белыми,
Погоду чувствую, стало быть осень,
Распахнутой форточкой, тянет прелыми,
Листьями красными, да хвойный дух сосен.
Листы на столе, цветом желтого, желтого,
Солнца закатного, стало быть испишу,
В строке многоточия, с примесью олова,
На стекло, что покрыл иней, снова дышу.
И лучиком теплым, светлым, светлым,
На колени запрыгнет, молодой кот,
Урчи же, мурлыка, с окрасом трехцветным,
Двадцать пятая осень, прошел еще год…

Из чашки капал чай на потолок, за окном наступало утро

Из чашки капал чай на потолок, за окном наступало утро,
Трамваи звеня бежали потоком, ехали все кому было не лень,
В них ехали бок о бок, счастливые и несчастные люди,
Вот так начинался, звоном, и каплями на потолке, новый день,
Вчитываюсь в газету, постаревшую на целое утро,
Солнце уставшее, только вставшее, слепит мои глаза,
А кому-то необходимо, ведь кому-нибудь просто нужно,
Что бы солнце с утра восходило, и вечером уходило назад.
Нагнетают транспаранты и лозунги, в руках огрубевших – флаги,
На них белым по красному сказано: «Вернем стране светлое прошлое»,
Хотят стать как раньше серьезными, не жалея при этом бумаги,
Не жалеют и масляных красок, и улыбок для обычных прохожих.
Отвлекся на эту картину, а между тем в руках стынет газета,
С каждой минутой становясь все непригоднее и глупее, читаю:
Замерзли провода трамвайные, встало движение транспорта (прилагается смета),
Работники разводят руками, но это провода не согреет, стоят обсуждают.
У нас в подъезде каждый день замерзают окна, ничего не поделаешь,
Только с утра до вечера разговоры ведутся, мол: «окна заледенели»,
Для себя уяснил – все к обсуждению склонны, если даже не веруешь,
А уж коль веруешь, так подавно чешут, а какие преследуют цели?

С этой книгой читают
Григорий часто изображает картины разлук, одиночества, тяжелых эмоций. Еще одна важная черта поэзии Карянова – полное слияние с народной жизнью. Родная земля дала ему больше – народный взгляд на жизнь, наделила народной мудростью, теми представлениями о добре и зле, правде и несправедливости, счастья и несчастья, которые производились народом на протяжении веков. Ему не нужно было искать ключ к душе народа – он сам был одним из ее носителей. Он л
Начало 20-ых годов XX столетия. Приехавший в Москву из Твери молодой, но бедный писатель Александр Филатов надеется опубликовать свой роман, единственный на тот момент. Случайная встреча у издательства с Николаем Зориным – таким же прозаиком, как и он сам – резко изменит жизнь героя, развернув вектор его движения едва ли не в строго противоположную сторону.
«Предположим, что Вы попали в изощренный вариант Страны Чудес – эдакий альтернативный мир, где свои правила и свои ценности, отличные от мира, скажем так, „реального“. Он отгорожен от всего вокруг, туда можно попасть, но оттуда нельзя сбежать…»Dasha W. FrostИз предисловия редактора к роману «REHAB»
«Танцпол в ночном клубе «Бабочка» был маленький и неудобный. Какой-то сумасшедший архитектор поместил небольшой круглый подиум прямо по центру, так что перемещающиеся по залу новички неизменно об него спотыкались. И хоть разбитых бокалов, пролитых коктейлей уже было достаточно, подиум не переносили. Он словно жил своей отдельной жизнью, после очередного чьего-нибудь падения раз за разом утверждая свое право на определенное место жительства…»
«Дерево. Вокруг него было дерево! Почему людей хоронят в деревянных гробах? Кто только придумал эту вечную пытку! Пускай бы делали как раньше – укладывали тело на ветки или уносили в священные рощи. Так ведь нет. Закапывают!Проклятье!Он шевельнулся, чувствуя, как по телу растекается ледяной холод. Сердце ожило.Над головой была подгнившая крышка гроба…»
Известный и уважаемый Архипастырь Русской Православной Церкви вспоминает о случаях помощи Свыше и чудесах, явленных по молитве Господу Богу и Спасителю нашему Иисусу Христу, и Пресвятой Богородице, свидетелем которым он был.
Ничего не подозревающая Камилла торопится в институт. Будильник не прозвонил, и она опаздывает на электричку. Ева проспала, и теперь ей надо максимально быстро собраться на работу. Девушки еще не знают, что привычного мира больше нет, а судьба давно переплела их дороги. Почему выжили избранные? Куда им идти? Какая тайна кроется за случившимся? А что если есть невидимый манипулятор, который привел мир к апокалипсису? И возможна ли любовь, когда кр