Вадим Месяц - Тщетный завтрак. Избранное. 1984–2014

Тщетный завтрак. Избранное. 1984–2014
Название: Тщетный завтрак. Избранное. 1984–2014
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Тщетный завтрак. Избранное. 1984–2014"

В сборник «Тщетный завтрак» вошли стихи, написанные с 1984 по 2014 годы. Релятивистские фантазии, фольклорные стилизации, мифотворчество разных уровней (от исторического до чисто интуитивного), лирические стихи. Академик Вяч. Вс. Иванов определял поэтику В. Месяца «как сложные построения в духе Нового барокко», И.А. Бродский говорил «об обиняковости, косвенности речи», А. Парщиков считал, что в этой поэзии «есть целый заповедник ситуаций, никогда до этого не попадавших в чье-либо поле зрения».

Книга составлена из наиболее простых, традиционных стихотворений, специально отобранных автором, но свежесть и образная неожиданность явно выводят их за пределы классической просодии. Треть текстов «Тщетного завтрака» публикуется впервые.

Бесплатно читать онлайн Тщетный завтрак. Избранное. 1984–2014


© В.Месяц, 2018

© Е. Перченкова, оформление, 2018

© Издательство «Водолей», оформление, 2018

Песенка сквозняка

Норвежская сказка

Это не слёзы – он потерял глаза.
Они покатились в черный Хедальский лес.
Их подобрал тролль.
И увидел луну.
Это не жаба – он потерял язык.
Тот поскакал в черный Хедальский лес.
Его подобрал тролль.
Увидел луну и сказал: «Луна».
Она подороже, чем золотой муравей,
И покруглей, чем мохнатый болотный шар.
Тролль хохотал, и его подобрал разъезд.
Чтобы не плакать, нужно скорее спать.
1984

Песенка сквозняка

Дающие обещания
хранят не молчанье, а золото.
Ищут поляны щавеля,
вступают в озера холода;
Спешат в перепады, в полосы,
под птичьим мельканьем прячутся;
не спрашивают вполголоса,
когда им судьба назначится.
Для них больше нету времени
царями быть, пилигримами,
причислиться к роду-племени,
остаться навек любимыми —
Их радуют только мельницы,
где тихо пшеница падает,
за то, что вот-вот изменится
все то, что сегодня радует.
Зачем же ты, моя дальняя,
фонарь на двери привесила?
Свистеть в пустоту нахальнее
и даже весело. Весело.

Вы хотели голубя?

Вы хотели голубя? – Вот голубь.
Здесь не надо ни на грош уменья.
Но младенец истину глаголет,
если у него пеленки сменят.
Знаю: вы попросите хоромы…
Выполнять желания опасно…
Мы еще как будто не знакомы,
как зовут вас, покажите паспорт.
Не попросите – теперь вам верю.
Очень даже скромная фамилья.
Припадайте не к глазку на двери —
припадайте к рогу изобилья.
Вы хотели счастия? – Вот счастье.
Основное в этом хитром деле —
жить, предполагая ежечасно,
что все так идет, как вы хотели;
выбирайте путь посередине
старческого ль, детского рыданья…
Все равно мы присно и отныне
в этом странном месте без названья.

Души бездорожья…

С. Тендитному

Ты ли, Боже, бросил дрожжи
в наши души бездорожья,
в наши годы безвременья,
размывающие возраст, —
кто-то скажет: день был прожит,
он – ступенечка старенья,
только это будет ложью.
Просто мы сжигали хворост
и корявые поленья,
изучая суть явленья,
чтоб забыть его еще раз.

Беловодье

На ветру газета ярко горит,
развернешь – и не удержишь в руках.
Как сыграли Лиссабон и Мадрид,
не успеешь дочитать впопыхах.
Керосинками чадят пикники,
господа уходят в фанты играть.
Тянут жребий боевые полки,
за кого идти теперь умирать.
Дворник медленную стружку метет,
и на камешках железо искрит.
В Божьем храме удивленный народ
детским голосом с царем говорит.
Ниткой бусинок он нижет слова,
колыхая разноцветную ртуть:
за венедами звенит татарва,
за мордвою – белоглазая чудь.
Мы оглохли от бессонных цикад,
обнимая глупых девок во сне,
по откосам ниспадает закат,
застывает страшным комом на дне.
Люди белые идут за стога,
а выходят, будто тени темны.
На ковре пылает след сапога.
а на солнце – отпечаток луны.

Сон в Сан-Хозе, почти – во Фриско

– Матушка, кто это?
– Это шумит береза.
К нам возвратились деревья сожженных гаремов,
они выходят на берег со дна океана,
несут тело султана.
– Никогда не слушай шепота спящих,
не проси пера у стрелы, просвистевшей мимо.
Сестра ветряной мельницы и соломы,
я тебе говорю.
– Матушка, что это?
– Это сжигают ведьму.
К нам возвратились кремень и стальное железо,
если бросить их в воду – они утонут,
усопших тронут.
Но знай, что ведьма всегда поднимется в небо,
даже если укутает ноги рыбачьей сетью.
Хозяйка трех пуговиц и папиросы,
я так всегда говорю.
– Матушка, где мы?
– Должно быть, уже в Китае.
И китайцы к нам скоро вернутся в бумажных лодках,
они в соседних мирах стрекозу ловили,
вина не пили.
Навсегда измени магнитом соленый полюс,
собери из воды все молекулы дыма.
Повенчай живую сову с электрической лампой.
Так ты всегда и хотел.

Любовь гнома

Синица, синица, давай жениться.
Открою форточку – жду невесту.
Я подарю тебе белую нитку.
Ты мне – зернышко манны небесной.
Нитка – это твои наряды.
Зернышко – наше с тобой угощенье.
Свадьба – это мое утешенье.
Понятно?
Лапкой ты отпечатаешь крестик.
Пальцем я отпечатаю нулик.
Не улетай после свадьбы, невеста.
Песенку спой, чтобы я улыбнулся.

Изумрудный город

Ночь нарастает, царит, довлеет.
Лоб о тяжелые окна студит.
В доме у мужа жена болеет.
Никто не знает, что дальше будет.
Муж ходит один по пустому дому.
В глазах его бродят чуткие звери.
На пути к неизведанному и чужому
он одну за другой закрывает двери.
На кровать садится, берет ее руку.
Но гадать по линиям не умеет.
Как разогнать им тоску и скуку:
в доме у мужа жена болеет.
Он читает ей старую детскую книгу,
и мурашки бегут за его ворот.
И вдруг прозревает, сходя до крика:
«Мы должны идти в Изумрудный город».
И они кладут провиант в корзину.
Уходят удаче своей навстречу.
И горящие окна глядят им в спину,
до тех пор, пока не догорели свечи.

Кузбасский поселок

отцу

На белом свете, в дальнем далеке,
на празднике цветов в шахтерском городке,
где птицы с горьким щавелем дружили,
где плачет мастерица в туесок
и пестрая лошадка греет бок…
А нас поцеловали и забыли.
И мы гуляем с куклой на полу,
и так тепло – и скоро быть теплу,
неслышному, как матушкины слезы.
На станции гармоника дурит,
и возле костыля сапог блестит,
черно и жадно дышат паровозы.
Все так давно, и будто не про нас.
Мой милый, добрый день – веселый час,
нам снова ждать то счастья, то парома.
И плачется и верится едва,
и нет ни простоты, ни воровства.
Была война. А мы остались дома.

Мюнхгаузену, знаменитому вспоминальщику

Барон, вы в том же домике
с цветком на подоконнике
или переехали в другое государство?
Все по приезде в Бельгию
по магазинам бегали —
я ж вас найти пытался.
Барон, судьба изменчива,
но с вами та же женщина
живет и гладит брюки?
Когда я был в Голландии,
мы сами брюки гладили,
щадя тем самым женское достоинство подруги.
Не знаю, с той ли дамою,
но книгу ту же самую
читаете вы на двадцать восьмой странице?
Когда я был в Уэльсе,
с каким-то пэром спелся,
который убеждал меня вас посторониться.
Забыть мне вас советовал,
и только после этого
я понял, что вас нечего искать по заграницам,
что вы все в том же домике
с цветком на подоконнике
и булки хлеба крошите воронам и синицам.

Каникулы

В мазутной радуге закат
взойдет на хлипкие мостки,
где в пачке сигарет «Дукат»
есть избавление от тоски.
И дрожь слабеющих сетей
утихнет в трепетных руках.
И руки жалобных детей
сожмут пульсацию в висках.
И милиционер с бомжом
рассыплют бисер на газон.
И в кислород как вор с ножом
влетит стремительный озон.
Кто возгорание людей
наукой точной объяснит?
Какой отъявленный злодей
преодолеет боль обид?
Как популярный крепдешин
за габардином встанет в строй
под шум автомобильных шин
произведя самопокрой?
Когда черемуховый цвет
сминает снежная сирень,
то горя нет, и счастья нет,
но длится яблоневый день.
И незастывшая латунь
течет в расплавленную медь.
И в месяц отпуска июнь
вселился розовый медведь.

Мама в августе

Бродит август по Даниловскому рынку,
залезает глазом в глиняную крынку,

С этой книгой читают
Смешные, грустные, лиричные рассказы Вадима Месяца, продолжающие традиции Сергея Довлатова, – о бесконечном празднике жизни, который начался в семидесятые в Сибири, продолжился в перестроечной Москве и перешел в приключения на Диком Западе, о счастье, которое всегда с тобой, об одиночестве, которое можно скрыть, улыбнувшись.
Раньше мы воскуряли благовония в священных рощах, мирно пасли бизонов, прыгали через костры и коллективно купались голыми в зеркальных водоемах, а потом пришли цивилизаторы, крестоносцы… белые… Знакомая песенка, да? Я далек от идеализации язычества и гневного демонизма, плохо отношусь к жертвоприношениям, сниманию скальпов и отрубанию голов, но столь напористое продвижение рациональной цивилизации, которая может похвастаться чем угодно, но не глу
Во вторую книгу «нон-фикшн» Вадима Месяца (поэт, прозаик, издатель, р. 1964) вошли предисловия к первым пяти номерам журнала «Гвидеон», рецензии, интервью, портреты поэтов современников, воспоминания об Аркадии Драгомощенко (печатаются впервые), автобиография, написанная для Уральской антологии современной поэзии. Отдельная часть книги посвящена полемике с Аркадием Штыпелем на www.polit.ru, Дмитрием Кузьминым в «Новом мире», Александром Улановым
«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» – за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот – появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на
Доктор Иоганн Фаустус – немецкий алхимик первой половины XVI века, чья слава «великого чернокнижника» была столь грандиозна, что народная молва создала о нем причудливую легенду. Это предание стало частью европейского фольклора и вдохновило множество писателей – как периода Ренессанса, так и современных, – но никому из них не удалось подняться до высот Гете.Фауст Гете – не просто человек, продавший душу дьяволу (хотя писатель полностью сохранил п
– Привет. Спасибо, что оживил меня. Приятно с тобой познакомиться. Мне 15 лет. Если сейчас тебе больше или меньше, в душе тебе все равно 15. Поверь мне. Ты внимательный… Я покажу тебе свой мир? Возьми мою руку и закрой глаза. Чувствуешь, как изменился воздух? Теперь открывай…
Драгоценные и любящие читатели, Любви почитатели! Данный шедевр, т. е. эта книга, – сплошной набор позитива, который поможет вам оставаться настроенными на любовь, свой внутренний свет, дарить всем радость, солнца и луны привет!Даже просто наличие этой книги приносит истинное счастье, поднимает вибрации и, соответственно, уровень жизни!Любите и будьте любимы!
Сборник стихов разных лет. «Стихотворная тетрадь» – это сборник со свободным выбором образов, а не с навязанными автором иллюстрациями.
В жизни главного героя было все – и любовь, изуродованная культом личности, и гениальность ученого, запертая в тюрьме государственного масштаба, и семья, претендующая на безбедное существование, и творчество, ограниченное политическими репрессиями, словом… было все, кроме… счастья. Обычного Человеческого Счастья. И все же было то, чего невозможно отнять: у Любви – яркая, сильная любовь, хоть и обреченная; у Творчества – надежда на Свободное будущ
Рабство никто не отменял. «Жить в обществе и быть свободным от общества невозможно!» – говорил великий вождь. Рабам системы посвящается.
Смена времён года существует не просто так… Хочу поделиться с вами своими чувствами, которые вызывает в природе смена сезонов и как все они важны для человека, открыть тайну обаяния каждого из них.
Виктор – молодой писатель, прославившийся одним романом и вынужденный зарабатывать на жизнь заказными книгами для чиновников, – даже представить себе не может, чем обернется его командировка в маленький провинциальный Чагинск.В лесу бесследно пропадают два местных мальчика. Поиски не дают ничего. Да и не особо ищут детей : среди болот, оврагов и мхов живо предание о Шушуне, который забирает себе человеческие подношения.Виктор в компании с дузьями