Февральская революция 1917 года, ставшая началом коренного поворота в жизни России, явилась мощным стимулом для активизации деятельности партии социалистов-революционеров. Возникшая в 1902 году, она, к Февральским дням, прошла сложный путь организационного становления, политической борьбы, успехов и неудач.
В советской исторической науке прочно утвердилась точка зрения об эсеровской партии как партии мелкобуржуазной, контрреволюционной, антисоветской. Думаю, что сегодня весьма проблематичным является вопрос о мелкобуржуазности русского крестьянства и партии социалистов-революционеров как основной выразительницы только его чаяний и надежд. Так же как весьма спорно положение об эсеровской партии как партии контрреволюционной. И вне всякого сомнения, мы можем говорить об эсерах как о партии социалистической, провозглашавшей в своей программе необходимость переустройства «всего общественного строя на социалистических началах»[1].
Написанная ясным и понятным языком, программа партии во многом отвечала интересам населения России. Особенно важным являлся тот факт, что в программе очень четко был изложен земельный вопрос, главный для всех русских революций. Он предусматривал осуществление социализации земли. Социализация означала отмену частной собственности на землю, превращение ее не в государственную собственность, а в общенародное достояние без права купли-продажи и передачу всей земли в заведывание центральных и местных органов самоуправления.
При этом эсеры стремились опираться на традиции и формы жизни русского крестьянства, его общинные и трудовые воззрения, в особенности на распространенные среди него убеждения о том, что земля ничья, что она «богова» и право на пользование ею дает лишь труд. Они также считали, что землепользование должно быть не только трудовым, но и уравнительным. Под уравнительным землепользованием эсеры подразумевали не просто размеры надела, а то, что для разных регионов России «наделы должны давать при одинаковом труде одинаковый доход»[2].
Идея трудового, уравнительного землепользования всегда жила в среде русского крестьянства, обосновывалась самим характером исторического землепользования в России. Поэтому эсеровская земельная программа, опиравшаяся на общинные традиции, в отличие от земельной программы большевиков, провозглашавшей национализацию земли, передачу ее государству, была наиболее понятна и близка крестьянам Российской империи, составлявшим подавляющее большинство, около 80 процентов ее населения.
В отличие от большевиков, деливших общество на классы по их отношению к собственности, эсеры определяли классы в соответствии с источниками доходов, с тем, каким путем они получены – в результате трудовой деятельности или за счет эксплуатации чужого труда. Отсюда и вывод о движущих силах революции. Для эсеров это был рабочий класс, под которым они понимали трудящихся рабочих, трудящихся крестьян и трудовую интеллигенцию, то есть подавляющее большинство населения России. Большевики, как известно, такой главной движущей силой считали пролетариат, который составлял менее 10 процентов жителей страны.
Более понятным для населения было и положение программы эсеров по вопросам государственного устройства новой России, которое предполагало широкую автономию для областей и общин как городских, так и сельских, а также для национальных регионов с признанием за ними права на самоопределение, но в рамках Российского государства. Большевики же говорили о праве наций на самоопределение, вплоть до отделения от России. Этот лозунг сыграл свою разрушительную роль после Октябрьской революции. Последствия его Россия пожинает и сегодня.
Рассматривая вопрос о власти, эсеры считали, что России необходимо общенародное государство, демократическая республика с парламентом – Учредительным собранием, избранным на основе прямого, равного и тайного общенационального голосования. Большевики отвергали идею общенародной власти, выдвигая тезис о построении государства диктатуры пролетариата, во главе с Советами как классовой формы организации общества.
Эти и многие другие положения программы эсеровской партии привлекали к ней широкие слои населения страны, в том числе и рабочих. При этом эсеры часто подчеркивали, что для них самым ценным «является не государство, не общество, не класс, а каждый отдельный человек»[3].
Ореол борцов за народное дело придавала партии эсеров ее террористическая деятельность. При этом эсеры, обосновывая ее, говорили о том, что это вынужденная мера и что «террор в партии породило само правительство»[4]. Характерно, что после Февраля 1917 года эсеры отмечали, что «борьбу против правильно избранной народом власти считают вредной и преступной»[5]. Идея наказания зла, возмездия за содеянные преступления являлась, да и сегодня является характерной чертой русского, российского народа. Отсюда явное сочувствие партии эсеров со стороны части российского общества. Ясным и понятным для большинства населения являлся эсеровский партийный девиз: «В борьбе обретешь ты право свое!».
Накануне Февральской революции, несмотря на репрессии и преследования со стороны властей, организации партии социалистов-революционеров имелись в ряде городов Российской империи, в том числе и в Туле.
Здесь эсеры активно действовали среди фабричных и заводских рабочих, крестьян ближних сел и деревень. Приезды в Тулу эсеровских партийных работников – пропагандистов из других мест давали им возможность делать вывод «о росте революционного движения» в городе оружейников[6].
В конце 1916 – начале 1917 года тульские эсеры вместе с большевиками вели активную агитационную работу за проведение забастовки на оружейном заводе. Поводом для общезаводской забастовки, начавшейся в конце января 1917 года, явился арест одного из рабочих за непочтительный отзыв о существующем строе[7].
Забастовка продолжалась почти две недели. Эсеры принимали в ней активное участие наряду с большевиками и анархистами. Совместно с большевиками они выпустили листовку к рабочим с двумя лозунгами: большевистским «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и эсеровским «В борьбе обретешь ты право свое!». В листовках рабочие призывались к продолжению забастовки до полного удовлетворения всех выставленных требований, которые в большинстве носили экономический характер, но были требования, имевшие и политическое значение
