Для Грегори этот поход был первым.
Сенешаль Тизон настаивал на том, что его для Грегори и вообще не должно было быть, но Грегори стоял на своём так яростно — апеллируя то к родовой чести, то к мальчишкам, которые его засмеют — что уверенность сенешаля могла бы пошатнуться. Последний удар по его решимости оставить пажа дома, впрочем, нанёс вовсе не Грегори, а Генрих, который отдал твёрдый приказ всех дворян старше четырнадцати лет, обитавших в замке, взять с собой. Дворянин этого возраста в замке был один, но Тизону оставалось только скрипеть зубами и надеяться, что Грегори в этой авантюрной вылазке, гордо называемой военным походом, всё-таки не убьют.
Он старался присматривать за мальчишкой как мог, но, как и следовало ожидать, при звуках боевого рога, трубившего атаку, тот вылетел далеко вперёд и стал первым, кто пересёк границу деревни, лежавшей на пути к замку Лиддел.
Накануне ночью разведчики донесли, что в деревне расквартирован десяток солдат, что и послужило причиной атаки — Тизон не хотел, чтобы во время основного сражения его ударили в спину или в бок.
Солдат оказалось куда меньше — всего несколько рыцарей и с ними мальчишка-оруженосец. И итог битвы вполне можно было бы считать успешным, если бы не два обстоятельства: во-первых, несносного мальчишку сбили с коня, и он основательно приложился ребром, так что нужно было немедленно отправлять его обратно в замок, а Тизон никак не мог выделить для этого людей.
Во-вторых, отряд рыцарей, истреблённый почти полностью, судя по расцветке плащей, служил вовсе не клану Армстронгов, а их северным соседям — Элиотам.
Открытие на взгляд Тизона было отвратительное — он не считал возможным в отсутствии лорда начинать серьёзную войну против двух шотландских кланов сразу. Можно было взять рыцарей в плен и за выкуп передать Элиотам, но если те состояли в союзе с Армстронгами — а именно об этом говорил их недавний оскорбительный ответ на письмо сэра Генриха — то наверняка посчитали бы это поводом развязать войну.
После недолгих колебаний рыцарей было решено убить, а о том, чьи цвета были на их плащах и щитах, забыть. Вопрос оставался только с оруженосцем, который их сопровождал, потому что раненый, но не растерявший прыти Грегори Вьепон орал во всё горло, что взял пленника, и пленник этот будет принадлежать ему.
Сэр Тизон предпочитал молчать о том, в каком положении застал обоих мальчишек, когда подоспел Грегори на помощь. Он дважды пожалел о том, что копыта его лошади не забили маленького Элиота насмерть, потому что теперь при любом раскладе выходило, что небольшую промашку не получится скрыть — если отдать Элиота Грегори, как тот и требовал, то сам Элиот стал бы свидетельством того, что рыцари были убиты. Если Элиота ему не отдать, то Грегори может поднять такую шумиху, при которой Тизон снова окажется во всём виноват.
Пока сенешаль принимал решение, а сержанты считали потери, Грегори сидел у себя в шатре над неподвижным телом своего трофея и разглядывал его.
Пленник мало походил на тех шотландцев, что он видел до сих пор. У мальчишки были красивые длинные волосы тёмно-русого цвета, которые так и хотелось перебирать, пропуская между пальцами как песок. Грегори не испытывал такого никогда — разве что в самом раннем детстве, когда играл с косами матери. Потом мать умерла, пытаясь произвести на свет ещё одного Вьепона, и больше Грегори не посещали подобные чувства ни к кому.
Ещё у Элиота были тонкие, будто выточенные из мрамора, на удивление правильные, как у церковных скульптур, черты лица. И бледные губы, по которым хотелось провести пальцами — Грегори и сам не знал — зачем, и боялся себе признаться в том, что хотел бы коснуться их совсем иначе, не пальцем, а языком. Проникнуть в тёмную складочку, скрытую между ними, и… Грегори не знал, что потом. Чувствовал только, что когда он поддаётся подобным мыслям, в паху нарастает незнакомый приятный жар.
Элиота нельзя было отдавать, и нельзя было позволить убить — это Грегори чувствовал интуитивно и словами объяснить не мог. Но для того, чтобы продвинуть своё решение, у него хватало других слов, которые он умел использовать в нужном месте и в нужное время. В конечном итоге сенешаль не отказывал ему ни в чём и никогда.
Грегори сидел над пленником долго, возможно, несколько часов, и сидел бы ещё столько же, если бы полог шатра не был откинут, и в проёме не показался один из рыцарей Тизона, сэр Джордж.
— Вас хочет видеть сэр Тизон, — сообщил он.
Грегори бросил последний взгляд на мальчика, лежащего перед ним, и, вставая, в последний раз легко провёл кончиками пальцев по его щеке — так, чтобы не заметил сэр Джордж.
— Иду, — сказал он и прокашлялся, обнаружив, что голос его охрип.
Сэр Тизон сидел на открытом воздухе за дорожным дубовым столом и перебирал карты прилегающих земель. Услышав шаги, он лишь на секунду поднял голову, кивнул и снова опустил глаза на стол.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Тизон, когда Грегори приблизился к нему вплотную.
— Хорошо! — ответил Грегори тут же. Инстинктивно повёл плечом, проверяя ушибленный бок, и тут же скривился от боли.
— Рыцари Томас и Свон сопроводят тебя обратно в Бро.
— Но…
— Пленника вы возьмёте с собой. Его нужно немедленно доставить к сэру Генриху. И прежде чем ты продолжишь возражать — судьбу шотландца будет решать он.
Грегори насупился. Он не ждал, что дядя примет решение в его пользу — тут дело обстояло куда хуже, чем с сенешалем Тизоном.
— По крайней мере, его не убьют? — мрачно спросил он.
Сенешаль бросил быстрый взгляд на него и повторил ровным голосом:
— Судьбу пленника будет решать барон.
— Регент, — поправил Грегори ядовито.
Тизон ничего не ответил на этот выпад.
— Всё, — холодно закончил он. — Можешь взять лошадь убитого сэра Торвальда. И пленника повезёшь с собой.
Грегори мрачно кивнул и, развернувшись на пятках, направился обратно в шатёр.
Всю дорогу до замка пленник не приходил в себя. Не обращая внимания на ядовитые смешки рыцарей, охранявших его, Грегори осторожно усадил его в седло перед собой, будто девушку, и всю дорогу старательно придерживал голову Элиота, которая норовила съехать вдоль плеча и повиснуть у него на руке.
Тело пленника было тёплым, и от осознания того, что тот находится в его руках, хотелось улыбаться.
Мысль, что всё-таки не совсем он взял Элиота в плен, и если бы не сэр Тизон, то, скорее всего, сейчас это он лежал бы у Элиота на руках — если бы вообще не был убит на месте — приходила Грегори в голову, но тут же вылетала из неё. В конце концов для того и нужен был сэр Тизон, чтобы его защищать.
Мысли юного Вьепона омрачало, впрочем, то обстоятельство, что ему и его пленнику предстояла встреча с наместником Генрихом. Можно было бы сказать дяде, что сенешаль приказал оставить пленника Грегори — в конце концов, какая разница, что станет с одним-единственным мальчишкой, взятым в плен? Однако в том, что Генрих не слушал сенешаля, Грегори неоднократно убеждался сам. Скорее наместник мог бы специально сделать наоборот, чтобы доказать, что в замке правит он. То же касалось и любых просьб самого Грегори — Генрих, очевидно, осознавал шаткость своей власти. Он не был особенно популярен ни среди крестьян, ни среди рыцарей, и это делало его неуравновешенным и подчас излишне жестоким.
