Давай же… Давай! Шевели своими булочками! И теми, что на боках, и теми, что на ляжках… Ой, только осторожней с теми, что в желудке, а то, неровен час, попросятся на выход! Пакет-то нам еще не выдали…
Давай, Ника, поднажми!.. Вон уже стойка регистрации появилась на горизонте!
Уф, кажется, успела…
– Доброе утро. – На лице миловидной брюнеточки засияла стандартная улыбка.
– Здрасьте! – Я с размаху положила паспорт на стойку.
Девушка открыла его на странице с фотографией, и ее улыбка слегка померкла, а взгляд принялся метаться между мной живой и мной, застывшей на бумаге. Сравнивает… Я мысленно фыркнула. Ну да, Дюймовочка уже не та… И что? Понятное дело, десять набранных за полгода кило особой красоты мне не прибавили, но все-таки узнать меня можно. Как-никак, все отличительные признаки налицо. Вернее, на лице. Вон, глаза, большие, зелено-карие. И нос…Тоже есть. Родинка над верхней губой в наличии. Волосы каштановые, между прочим, ни разу не крашеные! Так что нечего тут следственные эксперименты устраивать. Я это, я! Вероника Соломатина.
– Приятного полета. – Брюнетка наконец отдала мне документ.
То-то же…
Едва мой чемодан успел отправиться в неизведанное путешествие по багажному конвейеру, как объявили окончание регистрации на мой рейс. Я плюхнулась на сидение в зале ожидания и попыталась отдышаться. Даже не верится, что успела… А ведь еще два часа назад носилась по квартире со скоростью бешеной антилопы, проклиная на чем свет стоит не прозвеневший вовремя будильник. Спасибо соседу дяде Аркаше, который согласился довезти до аэропорта на своей развалюшной девятке. Правда, содрал с меня по тройному тарифу, и на кольцевой мы чуть не заглохли, зато я не опоздала. Да и мой папочка не будет орать в трубку, сетуя, какая у него непутевая дочь, что даже раз в год не может прилететь его проведать. И совсем неважно, что он сам все лето провел в разъездах по Европам со своей женушкой и вспомнил обо мне лишь к концу августа. Его даже не волнует, что у любимой дочки послезавтра начинаются занятия в универе, и она пропустит целую неделю первого семестра. Нет, я не против продлить каникулы еще на семь денечков, да и Таська, подружка моя верная, обещала обеспечить конспектами, но все опять получилось так, как удобно ему.
Ладно, Ника, не бурчи… Лучше представь, как ты совсем скоро сможешь подставить свое брюшко теплому афинскому солнышку… Вдохнешь солоноватый морской воздух… Вонзишь зубы в спелый персик, так, что сок потечет по подбородку… Эх, скорей бы…
С местом в самолете мне откровенно не повезло: с одной стороны развалился толстяк, зад которого грозился вытечь из сидения прямо на проход, у окна же примостилась чуть менее объемная блондинистая тетечка в розовой «вырви глаз» майке и леопардовых лосинах. Судя по каталогу, который она сразу же принялась листать, впереди ее ждал головокружительный шуб-тур. Ну а мне оставалось как-то втиснуть свою пятую точку между внушительными соседскими. Ох, как бы из-за нас троих перегруз не случился…
Вот, Ника, будешь продолжать жрать булки, скоро догонишь этих хомячков-пухлячков. Кстати, а кормить нас будут?.. А то что-то желудок возмущается. И не надо напоминать, что я собралась с сегодняшнего дня сесть на греческую диету! Вот долечу до той Греции и сразу сяду, а пока…
– Мне, пожалуйста, сэндвич с курицей… И да, пирожное тоже…
Мой чемодан выполз самым последним, поэтому и в очереди на выход я оказалась в хвосте. Естественно, когда моя нога, наконец, официально ступила на афинскую землю, передо мной предстал издерганный папа.
Да, пора бы вас познакомить. Леонидас Метаксас, мой отец. Урожденный грек, владелец нескольких клубов и ресторанов в Афинах. А еще весьма импозантный мужчина средних лет. Предугадываю ваш следующий вопрос: каким боком у грека оказалась русская дочка, да еще и по фамилии Соломатина? Отвечаю. В июне далекого девяносто пятого года двадцатилетний студент Леонидас приехал в Москву по обмену, где и познакомился с юной Марией Соломатиной, понятное дело, тоже студенткой. В общем, не буду вдаваться в подробности их ошеломительного романа, но в октябре того же года они сыграли свадьбу. Но, как водится, лодка любви быстро причалила к бережку под названием «быт». Нет, она не разбилась о него, но напрочь застряла на мели. Леонидас хотел, чтобы Маша уехала с ним в Афины, где бы он смог продолжить бизнес отца, но Маша-патриотка осталась верна Родине. Родители развелись тихо и без особых скандалов, когда мне был годик, и я в принципе не помню их вместе. Но отец каждое лето непременно навещал меня в Москве, а когда я подросла, стала ездить к нему сама. Фамилию Метаксас носила до своего совершеннолетия. Представьте, сколько поводов для шуток и подколок она давала мои одноклассникам, а учителя так вообще не всегда могли ее выговорить с первого раза и порой так коверкали, что хоть смейся, хоть плачь. Поэтому, когда у меня появилось право выбора, быстренько поменяла ее на Соломатину. Папа, конечно, расстроился. Папа, конечно, обиделся. Папа, конечно, впал в гнев. Не разговаривал со мной почти полгода, а потом еще столько же в каждом разговоре непременно попрекал меня моим же, по его мнению, грехом. Но все наши трения, к счастью, позади и сейчас мы вновь любящие папа и дочка…
– Привет, Нике. – Радость от встречи со мной все-таки переборола в отце раздражение на мою же медлительность, и уже в следующий миг я задыхалась в его медвежьих объятиях.
– Привет, папуль. – Мне пришлось встать на цыпочки, а ему наклониться, чтобы я могла чмокнуть его в щеку.
Папочка у меня красавец-брюнет ростом под два метра. Мама, к слову, тоже могла бы ходить по подиуму. А вот я у них не получилась: доросла до ста пятидесяти пяти сантиметров и все, как отрезало. Не знаю, чьи там гены решили сыграть шутку, но результат их комбинации плачевный – на мир я вынуждена смотреть снизу вверх.
– О, Вероничка! – донеслось знакомое щебетание.
А вот и моя вторая мама. Юленька. Думаю, не стоит пояснять, что она тоже русская. Ну неравнодушен папа к славянским женщинам, что тут поделаешь! А Юля вся такая лапочка, милашечка, в общем, уси-пуси. Глазки голубые-голубые, реснички пушистые, накладные. Носик аккуратненький, сделанный, как и арбузная грудь, у лучшего пластического хирурга Афин. Губки, как и полагается, пухленькие, накрашены розовенькой помадой. А локоны блестящие, платиновые, уложены волосок к волоску. Ну и куда же без стройных ножек от ушей, для пущего эффекта обутых в босоножки на пятнадцатисантиметровой шпильке.
Ну, здравствуй, мама!
– Юля…– я наклеила приветливую улыбку. – И ты тут…
– Ну как же я не приеду встретить свою любимую падчерицу! – пропела та, целуя воздух около моей щеки.
