Анатолий Музис - Тырло (из рассказов геолога)

(из рассказов геолога)

Глава 1

– Не понимаю, зачем Вам в палатке женщина?

– Мопассан говорил: «На земле есть две муки – это отсутствие воды и отсутствие женщин». Я не пустынник и не могу обходиться без того и без другого.

– Вы откровенны!

– Я же знаю, что имею дело с умной женщиной.

Викентий Петрович шутил, словно не было ни одуряющей жары, ни предотъездовской спешки. Но Маша знала: Викентию Петровичу пальца в рот не клади. Он из любой шутки мог сделать серьезные выводы и, наоборот, любой серьезный разговор повернуть на шутку. И все же положение Маши было затруднительным. Шутил ли Викентий Петрович или под видом шутки говорил серьезно, Маша не могла ответить ему улыбкой. И не столько не могла, сколько не хотела. А без улыбки она была бессильна, как черномор без бороды.

– Это же несправедливо, – все еще пытаясь выдержать разговор в серьезном тоне и непроизвольно капризно надувая губки, сказала она. – Себе Вы берете палатку на одного, а мне предлагаете поселиться с поварихой. Викентий Петрович пожал плечами, словно от него ничего не зависело.

– Начальнику партии полагается отдельная палатка.

– Но ведь я женщина!

– А я мужчина.

– Но Вы же прекрасно знаете – я могу ночевать с поварихой, но не работать с ней.

– Поэтому я и предлагаю Вам свою палатку.

Их разговор начался с этой фразы и вот уже в третий раз вернулся к ней. Маша поняла, что конца не будет. Она поднялась.

– Вы очень любезны, – сказала она. – Но я не воспользуюсь ни Вашей любезностью, ни вашей палаткой. Уж если мне предстоит выбирать, с кем поделить полатку, то я предпочту Илью.

– Он Вам больше импонирует?

– Нет. Я просто могу больше расчитывать на его скромность.

Она хотела уйти, но Викентий Петрович остановил ее.

– Подождите! Я не все сказал.

Маша испытующе посмотрела ему в глаза – что еще за новый ход придумал он. В глазах Викентия Петровича светилась добрая улыбка шутника. Это был совсем иной человек, чем тот, с которым она только что разговаривала.

– Вы же не дослушали меня, – добродушно сказал Викентий Петрович. – Я только что хотел сообщить, что Вам нет нужды селиться в одну палатку с Ильей. Сегодня к нам должен приехать еще один старший коллектор, девушка…

Глаза Викентия Петровича смеялись и Маша только покачала головой. Сколько еще не сделано, а Викентий Петрович отвлек ненужным разговором добрых полтора часа.

Она повернулась и пошла ничего не ответив, а Викентий Петрович смотрел ей в спину и Маша не видела, как его взгляд менялся, становился из дружественно-шутливого задумчивым и жестким.

Глава 2

Человек в чужом городе всегда сирота.

Надя сдала документы в контору Экспедиции, вышла на крыльцо и остановилась, не зная куда идти и что делать. По двору ходили молодые бородатые парни и пожилые мужчины обритые наголо. Двери склада были распахнуты настежь и в их черном провале тускло мерцала электрическая лампочка. Оттуда выносили седла, вьючные ящики, молотки, кошмы. У другого склада взвешивали муку и рабочие, подтаскивающие мешки, были припорошены ее белой пылью. На другом конце двора, в тени высоких сосен, стояли три десятиместные палатки. Там тоже что-то паковали, увязывали.

Палатки стояли над рекой и за ними виднелась спокойная широкая гладь воды, по краю которой, почти в точности повторяя все изгибы и повороты реки, тянулась белая полоска дороги. Вдалеке синели горы. Туда лежал путь Нади, но сейчас она стояла на крыльце и не знала, куда идти и что делать.

Лагерь геологов

На крыльцо вышла девушка, с которой Надя разговаривала в конторе. У девушки были добрые близорукие глаза, которые она без очков щурила на Надю, и веселые кудряшки, так не подходящие к обстановке дорожных сборов и предотъездной суеты.

– Вы еще здесь? – спросила она.

– Здесь. Я не знаю, куда мне идти.

– А Вы в чьей партии?

– У Инокентьева.

– У Инокентьева? – девушка как будто изумлялась смелости Нади. – Пойдемте, я Вам покажу.

Они шли через двор, залитый солнцем. Песок под ногами был раскален так, что через кожу полуботинка чувствовался его зной. Но дышалось легко – ветер с гор доносил прохладу.

Палатки геологов

– Вы студентка?

– Да.

– С какого курса?

– Четвертого.

– У нас в этом году много студентов, – сказала девушка из конторы. Не представляю, как вы там живете в горах.

Надя сама не представляла и поэтому ничего не могла ответить.

Они подошли к палаткам. Здесь, в тени сосен, стояли два длинных, сбитых из досок, стола, по бокам которых были врыты скамейки. На краю одного из столов стоял радиоприемник, электропроводка и антенна к которому спускались прямо с дерева. Паренек в тюбетейке крутил ручки настройки. Мелодичная музыка сменялась резким голосом диктора, а он снова перекрывался музыкой. Что искал паренек в эфире, Наде было непонятно.

Когда музыка или голос диктора звучали громче, чем это можно было допустить, паренек поглядывал на соседний стол, где сидели четверо геологов. Трое были молодые, похожие на выпускников, четвертый был представительный мужчина. Перед ними лежала карта и он что-то объяснял им. Разговор, видимо, шел о территории предстоящих работ.

Надя ждала, когда они кончат говорить. Инокентьев не оборачивался. Тогда девушка из конторы сказала:

– Викентий Петрович – вот ваш новый коллектор.

Инокентьев на минуту оторвался от разговора, окинул Надю оценивающим взглядом, как будто принимая товар со склада, и сказал равнодушным голосом:

– Очень приятно. Найдите нашего прораба, Векшина, он получает имущество со склада, и у него получите все указания о выезде.

Инокентьев отвернулся и снова продолжал разговор с высоким долговязым геологом, а Надя не стала разыскивать никакого Векшина. Она вышла на середину двора. Раскаленный песок жег ноги сквозь подошвы ботинок.

У складских помещений громоздились кучи полевого имущества – палатки, посуда, инструмент, продукты – ящики с консервами в металлических и стеклянных банках, мешки с крупами, сахарным песком и мукой. Который из находящихся там сотрудников партии Векшин, угадать было трудно. Надя круто повернулась и прошла в палатку, села на койку, около которой стоял оставленный еще с утра чемодан, достала из него лист бумаги и стала писать письмо подруге.

«Милая Люся, – писала она, – мне немножко страшно. Кругом горы и люди, чужие и неприветливые. Это не крымская практика с морем и преподавателями… Я сама даже не знаю, как получилось, что я все-таки дала согласие поехать сюда. Все произошло неожиданно и в самый последний момент. Теперь я очень жалею, что мы с тобой не вместе…».

В палатке было душно, несмотря на откинутый полог и подвернутые стенки палатки. Солнце настолько нагрело ткань, что даже ветерок был не в состоянии ее остудить. Но может быть именно поэтому в палатке никого не было и никто не мешал Наде. И, тем не менее, писать было трудно. Надей владело двойственное чувство: те, с которыми ей предстояло сдружиться, еще не были ее друзьями; палатка, в которой она сидела, хоть и являлась ее жильем, но была жильем необычным, еще чужим, со своими законами и правилами.