Я шел по длинным извилистым коридорам родного института и думал, что надо было еще позже приехать: половина восьмого вечера, а народ никак не разойдется. Бесконечно кивая на робкие «Здрасьте, Игорь Владимирович», я надеялся, что хотя бы на кафедре никого не будет. Говорят, из отпуска надо выходить постепенно. Черт же меня дернул приехать сюда чуть ли не с самолета! Но Пугачев сказал, что насобирал целую коллекцию всякой вирусни на кафедральных компьютерах и хорошо бы мне их забрать до начала занятий, пока «эти черти» (студиозы, значит) не разнесли «заразу» по всему институту. Чтобы они заразу не разносили, чертей надо презервативами снабжать, пошленько пошутил тогда я, на что Пугачев лишь горестно вздохнул: его беременная жена не отдает ему супружеских долгов уже полгода.
И вот первого сентября, в первый полуучебный день, я поднимаюсь по лестнице на кафедру и первое, что слышу, – приглушенные всхлипывания. Этого еще не хватало: на лестничном пролете сидит девчушка с пятого, по-моему, курса, и рыдает. Нашла место и время. Как ее там?
– Громова! Ты что здесь делаешь?
Поднимает заплаканные глаза и хмурится – узнала.
– Громова! Что ты…
– Да слышу… – Она потянулась к сумке. Видимо, за салфетками. – Умираю я тут, Игорь Владимирович. Можно?
Я поморщился: ответ был излишне дерзким, на мой взгляд.
– Можно, конечно. Дурное дело – нехитрое. – Перешагнул через ее ноги и зашел в пустую кафедру.
Пугачев сказал, что вирусы отловлены и запечатаны в архив на его компьютере, и если мне не сложно – не мог бы я обновить антивирусы на кафедральных компах. Мне не сложно. Только компьютеры у нас не шибко шустрые, обновление будет с час скачиваться, и пока суд да дело, решил выпить чаю, но за время отпуска так отвык быть в одиночестве, что надумал позвать в компанию сидящую на лестнице студентку.
– Громова? – я выглянул за дверь.
– Что?
– Ты еще не умерла?
– Ну, так…
– Если «так», то поднимайся на кафедру.
– Зачем?
– Затем, что на лестнице твой труп будет мешать проходу, а тут я его в шкаф какой-нибудь затолкаю.
Через пять минут, затравленно озираясь, она зашла на кафедру.
– Чай будешь?
– Угу, – неуверенно кивнула.
– Тебе с лимоном?
– Кхм… да.
– Коньяку плеснуть?
Девочка распахнула глаза и, кажется, даже покосилась на дверь.
Я засмеялся.
– Громова, расслабься. Мне антивирусы надо на компах обновить, а это дело не быстрое при нашем вай-фае, и одному мне тут скучно сидеть.
– А коньяк-то зачем? – она посмотрела на меня с подозрением, забавно сощурив глазки.
– Чтобы не простыла после сидения на холоде. Да и язык тебе развязать, – я подмигнул и щедро плеснул коньяка из подарочных запасов заведующего кафедрой в ее кружку. – Себе не буду, ибо за рулем. Садись.
Катя (я таки вспомнил ее имя) осторожно села напротив меня, взяла кружку с чаем двумя руками и замерла, печально вздыхая. Воспользовавшись моментом, я запустил скачиваться обновления.
– Ну?
– Что ну?
– Рассказывай, из-за чего умирала.
Она судорожно вздохнула.
– Да, в общем-то, и рассказывать нечего.
– Конечно, что там рассказывать? Рассталась с парнем.
– Откуда вы знаете? – Она с таким искренним удивлением на меня взглянула, что я не сдержался и фыркнул: о боже, секрет полишинеля!
– А с чего бы тебе еще рыдать на лестнице в полупустом институте первого сентября?
– М-да, логично… Понимаете, он такой…
И понеслась.
Я оказался отличным слушателем. Не перебивал, в положенных местах одобрительно кивал или бормотал «Ах, негодяй!», задавал правильные вопросы и вообще делал все, чтобы девочка осознала – мне действительно интересен этот бред. А еще подливал чая. С коньяком.
«Он такой…» История до ужаса банальна: влюбилась в одногруппника, сначала якобы дружили, потом начали встречаться, сегодня расстались. Я слушал сопли по поводу этого парня, силясь вспомнить, как он выглядит, и незаметно рассматривал девочку. Внешность стандартная: темные густые волосы, какого-то там цвета глаза, но обаятельная улыбка и чистая, шелковистая на вид кожа. Губы. Губы невероятно аппетитные, а девочка постоянно неосознанно проводит по ним языком, слизывая капли чая… Чарующе, надо отметить. Фигура? Тоже вроде ничего, но спрятана под мешковатыми джинсами в стиле «милитари». Бр-р. Середнячок. И по успеваемости, кстати, тоже. Зато ноги длинные, это да. Я даже невольно представил, как бы они, обнаженные, смотрелись на моих плечах…
Через два часа антивирусы на всех компах кафедры обновились, а мы давно сменили тему и обсуждали мой отпуск, из которого я буквально сегодня утром вернулся. «Как вам не стыдно быть таким загорелым? – возмущалась она, наплевав на субординацию. – Мне вот в этом году пришлось отдыхать только в средней полосе России!» – «На даче, что ли?» – «Ага!» Я показал на компьютере фотографии, а поскольку сам их видел впервые, случались казусы. Например, фотография моя в полный рост в одних плавках вызвала у девочки неподдельный восторг: «Это вы?! Боже мой, Аполлон…» Я даже смутился. А еще она увидела Олеську.
– А кто эта молодая барышня рядом с вами все время мелькает? Дочь?
Я загадочно промолчал.
– Не дочь?! Игорь Владимирович! – Громова укоризненно покачала головой.
– Что, Катя?
– Если не дочь, то…
– Именно «то».
Она присвистнула, я пожал плечами. Да, молодая любовница.
– Кхм… Стесняюсь спросить… А ей восемнадцать-то есть?
– По-моему, ей за двадцать. – Я нахмурился. А сколько Олеське лет-то? Кажется двадцать четыре? Или пять?
– Угу… Значит, вы ее старше… на сколько? Лет на сорок?
– Громова! – Я швырнул в нее фантиком от конфеты. Поганка какая! – Сколько мне лет, по-твоему?
– Ну-у… Шестьдесят?
– Дура ты пьяная.
– А вы растлитель малолетних! – Она сделала вид, что листает Уголовный кодекс РФ. – Где у нас тут статья-то?
Я засмеялся и отвернулся к компьютеру. В этот момент в Катиной сумке запиликал мобильник.
– …Мамуль, мы тут… празднуем. А время… десять?! Ужас какой… Ладно, я скоро буду… Нет, такси поймаю для скорости.
– Да, заболтались мы с тобой. – Я убирал со стола кружки, фантики из-под конфет и прочий мусор, уже понимая, что девочку придется везти домой, ибо отпускать ее одну в таком состоянии – не по-джентельменски. Надеюсь, она живет хотя бы в пределах МКАДа.
– Я никогда не уходила из универа так поздно. Уже проходные все закрыты, наверно, как мы выходить будем?
– Через окно на первом этаже, а потом перелезем через забор.
Катя с сомнением на меня посмотрела. Видимо, представила, как я буду подсаживать ее на забор, а потом и сам через него перелезать. Или перепрыгивать с шестом. Дуреха.
