Долгое время научная мысль историков Европы была зажата железным кольцом моноцентризма. С эпохи Г.-В.-Ф. Гегеля казалось очевидным, что развитие цивилизации шло через древнюю Иудею, Элладу, Рим и нашло свое завершение в Западной романо-германской Европе, окруженной «неисторическими» или «отсталыми» народами. Аналогично мыслили китайские историки, с тем лишь исключением, что центром цивилизации они считали Срединную равнину, отгородившуюся от Великой степи «Длинной Стеной». В Южной Азии полуконтинент Индия, прикрытая Гималаями, с запада пустынями Белуджистана, а с востока непроходимыми джунглями, рассматривалась учеными браминами как единственная страна, достойная внимания; поэтому всемирная история и глобальная география были вне круга их интересов. Помимо перечисленных центров самолюбования и самовосхваления, был обширный регион, лежавший на юго-восточных берегах Средиземного моря – Афразия. Его просто невозможно было не заметить. Но коллосальная территория между Западной Европой и Китаем, страна с оригинальным населением, и неповторимой культурой – Евразия – долгое время была не замеченной, вследствие чего считалась несуществующей. Однако китайцы и европейцы убедились, что это мнение было ошибочно.
Сердце Евразии – это Великая степь от Китайской стены до Карпат; окаймленная с севера полосой сибирской тайги, а с юга пустынями Иранского плоскогорья и оазисами Персии. В древности эту степь греки называли Скифией, персы – Тураном, а китайцы степью «северных варваров» – Бэй-ху.
В III в. до н. э. древние кочевники сменились тюркоязычными хуннами, тюркютами, уйгурами, кыпчаками и огузами – этнической истории коих посвящено наше исследование.
В ΧΙΙΙ в. тюркский виток этногенеза сменился монгольским, но монголы быстро смешались с тюркскими этносами и, перетасовав этнографическую карту Великой степи, не нарушили ни ее экологии, ни истории, ни культуры, ни соотношения Евразии с окрестными цивилизациями.
И все-таки в это время возник новый «цвет времени», заслуживающий особого изучения, которое было бы неосуществимо без понимания раннего средневековья. Вот почему автор уделил половину своей жизни изучению сердца Евразии – Циркумкаспийского байссейна в связи с историей сопредельных стран: Внутренней Азии, Тибето-Памирского нагорья и Древней Руси, граничившей с северо-западом Великой степи. Без описания сочетания кочевого мира с мусульманской культурой в Азербайджане и Гургане история становления тюркского суперэтноса была бы однобока и неполноценна.
Степные народы Евразии, Русь и Туран имели свою культуру и традицию доблести и верности, не уступающую рыцарской Европе, мечтательной Индии и образованному Китаю. Разговоры о «дикости» тюркских кочевников и «отсталости» восточных славян хитрая выдумка дипломатов эпохи крестовых походов, уцелевшая до ΧΧ века как обывательская клевета.
«История средневековой Евразии» была начата автором в 1935 г. и опубликована во многих статьях и семи монографиях.
Историко-географическая монография «Тысячелетие вокруг Каспия» построена на дефинициях этнологии, опубликованных в трактате «Этногенез и биосфера Земли» (Л.: Из-во Ленинградского университета, 1989 г.). Это будет уже не продолжение изложенной концепции, а этнологическое исследование ойкумены Евразии за 1500 лет с III в. до н. э. по XII в. н. э., в котором судьба Хазарского каганата – кусочек мозаичного панно. Выбор сюжета подсказан возможностью обозреть из одной точки историю ойкумены и этногенез древних этносов Великой степи в эпоху, когда этнические процессы были начаты и закончены, после чего наступило обновление – новый, еще не законченный виток этногенеза.
Наиболее репрезентативной оказалась история хуннов и гуннов, древних тюрок и уйгуров, огузов и кимаков, недостаточно освещенная во Всемирной истории и палеогеографии исторической эпохи. Окрестные регионы: Китай, Ближний Восток, Византия и Европа – являются как бы рамкой, обрамляющей картину – тюрко-монгольскую степь.
Монография является опытом синтеза истории, этнологии и географии. Она создана на стыке гуманитарных и естественных наук.
Традиционная методика исторического исследования, основанная на анализе источников, позволяет только перечислять события, происходившие в данном регионе за отмеченный период. Но связи между ними и логика событий при этом от исследователя зачастую ускользают. Возникает иллюзия ортогенного развития, а зигзаги и разрывы выпадают из поля зрения, ибо кажутся случайностями.
Этнологическая методика позволяет не только заполнить пробелы в этнической истории одной страны и ее соседей, по отдельности, но и более того – достичь понимания этнической истории всей Евразии как целого, выражаясь языком физики, – решить задачу многих тел.
Предполагается, что читателю известны понятия: этнос, суперэтнос, пассионарность, фаза этногенеза и др., т.е. понятийный аппарат этнологии[1].
Прежде всего поясним, чем этнология и этническая история отличаются от истории культуры, социальной истории и даже теории этногенеза, а также почему это наука географическая. В этом последнем тезисе находится ключ к решению поставленной задачи.
Глава I
Ключ к решению поставленной задачи
Это странное словосочетание имеет право на существование. И даже более того: оно имеет наряду с теоретическим практическое значение.
Уточним значение терминов, поскольку они оба глобальны. География – это то, что можно нанести на карту. Поведение – это определенный способ существования в условиях постоянного соотношения «хищник» – «жертва». Без определенного стереотипа поведения не сможет выжить даже амеба. Но поведенческие стереотипы различны у популяций, даже в пределах вида. А поскольку нас интересует человек, то сказанное относится к нему, причем в наивысшей степени.
Было уже доказано, что природная форма существования вида Homo sapiens – этнос, и различие этносов между собой определено не расой, языком, религией, образованностью, а только стереотипом поведения, являющимся высшей формой активной адаптации человека в ландшафте. Разнообразие ландшафтов – вот причина удивительной этнической мозаичной антропосферы. А так как этнические карты составлялись издавна, то по сути дела они отражали разнообразие типов поведения, значит, и ландшафтов. Следовательно, изучение поведения относится к разряду географических наук.
Поведенческие стереотипы меняются не только в пространстве, но и во времени. Поэтому этнологу необходим стереоскопический подход, или «география» времени, которая обычно называется «исторической географией». Оказывается, время столь же неоднородно, как и пространство
