Сегодня был тот день, когда в одном из театров Москвы должна была состояться премьера спектакля по пьесе известного американского драматурга Гарольда Шелдона под названием «Тройка». Еще за месяц до этой премьеры по городу были развешаны красочные афиши, приглашающие всех желающих посетить спектакль, тем более что поставила его известная труппа под руководством режиссера-постановщика Вениамина Сигизмундовича Григоровича, который успел прославиться своими смелыми замыслами. Кроме того, в пьесе играли два ведущих артиста этого театра – Серж Полянский и Жанет Билиербах, так полюбившиеся зрителям за тонкую игру на сцене. Премьера была назначена на шесть часов вечера, но истинные ценители театрального искусства пришли в театр за час до начала премьеры, чтобы пообщаться друг с другом, обсудить прошлые постановки и т. д.
Но вот прозвенел первый звонок, и люди двинулись в зал с замиранием сердца, ожидая от спектакля чего-то невероятного. Все-таки это был первый случай, когда наш режиссер решил поставить что-то из созданий Гарольда Шелдона, а тем более такую пьесу, как «Тройка».
Поднялся занавес, и представление началось…
Ожидания зрителей оказались не напрасными. Главные герои, а именно Серж и Жанет, показывали высший класс игры на сцене. Первый акт подходил к концу, и зрители затаив дыхание следили за главной сценой в этом акте.
– Ах, дорогая Ингрид! Вы сводите меня с ума! – прижав руки к груди, почти кричал артист Полянский.
– Но, дорогой Джеймс, вы заставляете меня краснеть, – смутилась Жанет.
– Мое сердце перестает биться, когда я… – начал было Полянский.
Договорить он не успел. Неожиданно в зале прозвучал выстрел, и главный герой, подавшись вперед, упал сначала на колени, а потом рухнул под ноги главной героине. Секунды три в зале и на сцене была гробовая тишина. Зрители пытались вспомнить эту сцену по тексту спектакля, а Жанет, широко открыв глаза, смотрела на уже мертвого Полянского. Но вот первое состояние шока прошло, и Жанет, приложив руки ко рту, издала такой звук, после которого всем стало ясно, что на сцене произошло настоящее убийство. Занавес с грохотом упал, а зрители рванулись к дверям. Началась суматоха, в которой уже никто не обращал внимания на то, что происходило рядом. Все эти ценители искусства, только недавно рассуждавшие о прекрасном, сейчас неслись со всех ног, гонимые животным страхом, толкая друг друга.
За кулисами же в это время никто не кричал, не суетился. Две девушки-артистки пытались успокоить Жанет, уведя ее в сторону. Осветитель и механик, находившиеся в момент убийства за кулисами, первыми среагировали на ситуацию. Кто-то из них сразу вызвал «Скорую» и полицию, и теперь они стояли поодаль, стараясь не смотреть на лежавшего в неестественной позе Сержа Полянского. Через пять минут появился сам режиссер, который не мог произнести ни слова, а только смотрел на всех ошалелым взглядом. И немудрено. Убийство в театре – это нонсенс…
Оперативная бригада приехала в одно время с каретой «Скорой помощи». Врачи сразу же констатировали смерть и, сунув какие-то успокоительные Жанет, удалились, сказав, что по дороге они вызовут «труповозку».
Павел Игнатьевич Нестеренко, опер по должности и капитан по званию, осмотрев место преступления, сразу же приступил к своим непосредственным обязанностям. Первым делом он приказал, чтобы никто из присутствующих не приближался к убитому. Прослужив не один год в органах, он знал, что деликатничать в подобных случаях себе дороже. Люди по своей натуре очень любопытны и запросто могут устроить из места убийства объект паломничества, затоптав все следы, если таковые имелись.
Приказав поднять занавес, капитан некоторое время смотрел в зал, пытаясь понять, откуда был произведен выстрел. Наконец он повернулся и, посмотрев на своего подчиненного, приказал:
– Сержант, поднимитесь на верхний этаж и осмотрите все; возможно, убийца оставил там свое оружие. Чем черт не шутит, – добавил он то ли сержанту, то ли самому себе. После этого подошел к эксперту, который «колдовал» над убитым артистом: – Ну, что там у тебя, Семенович?
– Ничего интересного, Павел Игнатьевич. Пуля вошла в тело под небольшим углом, поэтому можно сделать вывод, что стреляли откуда-то сверху – скорее всего, с галерки. – Он показал на небольшой балкончик в конце зала. – Стреляли предположительно из пистолета, так как на пулю от винтовки это не похоже. – Теперь его палец переместился на грудь убитого. – Но, как вы понимаете, Павел Игнатьевич, это только предварительные выводы. Окончательные я смогу дать только после вскрытия.
– Пистолет, говоришь, – капитан почесал подбородок. – Это уже хуже. Пистолет могли и не оставить на месте преступления, а забрать с собой. Тем более что глушителя на нем не было. А значит, спрятать его и унести не составит никакого труда. Ладно, вернемся к нашим бар… – Он не договорил, повернувшись к стоящим в стороне артистам. Увидев пожилого серьезного мужчину в костюме, двинулся к нему. – Вы здесь главный? – скорее для порядка спросил Нестеренко, зная, что не ошибся в своем выборе.
– Да, я режиссер этого театра, – с некоторой гордостью произнес Григорович.
– Мне нужна свободная комната, где я буду проводить опрос свидетелей. Таковая имеется? – Голос капитана был сухой и властный.
– Да-да, конечно. Прошу. – Григорович показал на дверь.
– Да, и еще. – Капитан на секунду остановился. – Попросите никого не расходиться. – Он кивнул на стоящих в стороне артистов и служащих театра.
– Хорошо. – Режиссер быстрым шагом отправился выполнять указания опера.
Подойдя к артистам, он что-то им объяснил в двух словах, покосившись на капитана, и так же быстро вернулся.
– Прошу, – снова сказал Григорович, и они двинулись дальше.
Режиссер не стал ломать голову над тем, какое бы помещение предоставить полицейскому, а просто пригласил того в свой кабинет, сказав капитану, что комната в полном его распоряжении.
Опрос свидетелей ничего не дал. Никто ничего не видел, все слышали только выстрел. Осмотр верхнего этажа тоже не принес желаемых результатов. Глядя на то, как сержант отряхивал с себя пыль, капитан был уверен, что тот честно выполнил поставленную задачу. Вызвав к себе режиссера, Нестеренко сказал:
– Теперь я бы хотел осмотреть гримерку убитого. Так, по-моему, это у вас называется?
Григорович, показав на дверь, произнес свое излюбленное:
– Прошу.
Раньше Нестеренко не приходилось бывать в подобных местах, поэтому он несколько удивился, увидев маленькую комнатку, в которой царил творческий беспорядок, как объяснил режиссер. На самом же деле здесь был полный бардак. Повсюду валялись какие-то костюмы, сшитые из цветной парчи и бархата, шляпы с перьями и просто отдельные части гардероба. Единственным более-менее свободным местом было трюмо. Вот туда-то и двинулся капитан, сказав сержанту, чтобы тот занялся осмотром помещения.
