Туман стелился по землям Нортумбрии, делая все здания, расположенные на границе Англии и Шотландии, стоящими, словно на облаке. Тяжёлое небо, нависающее над двумя серыми зубчатыми башнями, грозило в любой момент прорваться сокрушительным ливнем. Где-то рядом слышалось тихое блеянье овец и чувствовался запах влажной шерсти. Бедные, наполовину заросшие болотного цвета травой поля утопали в тумане. Два старых почерневших вяза росли по обе стороны от Рэйнфлауэра – трёхэтажного, с крохотными зарешеченными оконцами замка, кажется, вечность пребывающего в мрачном настроении.
«Словом, настоящая английская картина», – с довольным видом заключил молодой человек, стоящий на пригорке напротив. Его звали Дитер, родители его были обрусевшими немцами. Дед в 42-ом воевал за великую Германию, поэтому внук его с ранних лет и первых уроков «патриотического воспитания» понял, что отличается от остальных. Дальше, как и положено, подвергся насмешкам, замкнулся и начал сбегать от реальности в свои нарисованные миры – стал художником, по большей части, пейзажистом. Вдохновлялся фантастикой, архитектурой и историей Средневековья. Поездка в Англию стала для него своего рода источником творческих сил, попыткой выбраться из душевного кризиса, в последние месяцы захватившего всё его существо.
Дитер рассматривал ворона, прячущегося в ветвях сгорбленного вяза, и чувствовал, как его наполняет приятное ощущение уюта – от тумана, тишины и запаха шерсти. Остальные туристы из группы, приехавшие на экскурсию, поглядывали на него, как на сумасшедшего, и кутались в толстые, уже пропитавшиеся сыростью свитера. Они делали вид, будто на улице вовсе не холодно, и вымучивали улыбку для очередного «погребального фото», как в насмешку называл это Дитер. Ноги в шестую позицию, руки по швам, лицо, как на памятник – и вуаля, готов сборник унылых картинок, которым можно пытать гостей аж до следующего отпуска. Сам Дитер ничего не снимал, у него и фотоаппарата-то не было – зачем, когда ты художник с фотографической памятью? Ему нужно лишь посмотреть, увидеть детали, почувствовать атмосферу…
– Сюда, дорогие мои леди и джентльмены! – громко проговорила низенькая старушка-экскурсовод в фетровой шляпе и тёмно-зелёном твидовом костюме.
Две вещи в ней привлекали внимание – огромные жемчужные серьги, слегка неуместные в этом наряде, и её глаза – маленькие, но живые и блестящие, как подтаявшая на солнце карамель. Старушка поправила выбившиеся из-под шапки седые кудри и продолжила:
– Итак, Рэйнфлауэр, – она повела сбившуюся в кучу туристическую группу к замку; овцы, прибежавшие к одному из вязов, безучастно провожали их взглядами, – Старинный замок, построенный в XII веке. Изначально состоял из одной лишь дозорной башни. Увеличением жилой площади он обязан монаршим визитам. Например, окна прорубили в камне к приезду Эдуарда I в 1298. До этого из-за набегов шотландцев он был больше похож на военную крепость. А вот потом в нём поселилась семья аристократов, чью фамилию он носит до сих пор. Сэр Рэйнфлауэр был богатым и знатным человеком, хотя и отличался жестоким нравом… Впрочем, обо всём по порядку. Сейчас мы войдём внутрь и познакомимся с Рэйнфлауэром поближе.
Старушка постучала тяжёлой круглой ручкой по массивной двери. Долго никто не открывал, так что эта миссис Марпл от туризма начала поглядывать на часы. Заморосил дождь, ледяные капли заставили поникнуть тёмные, уже по-осеннему поредевшие листья вязов. Овцы куда-то попрятались, и только ворон не изменил своего положения – похоже, дождь его совсем не беспокоил. Наконец, дверь открылась, и на пороге появился дворецкий – немолодой джентльмен в белой рубахе со стоячим воротничком и шерстяной зелёной жилетке. Тёмные глаза его бегали по туристами, дрожащей то ли от холода, то ли от пристрастия к односолодовому Гленморанджи рукой он всё время поправлял редкие волосы, торчащие на манер причёски безумного профессора.
– В Рэйнфлауэре не стоят под дождём, – проскрипел он простуженным голосом и торопливо отошёл, впуская гостей. Ноги его почти не сгибались: жизнь в холодном каменном замке явно отражалась на здоровье.
Окна, прорубленные ради венценосного Эдуарда, мало чем помогли средневековой постройке. В нём царил непроницаемый мрак, какой только бывает в пасмурную осеннюю погоду. Электрические светильники, декорированные под факелы, освещали серые коридоры, из которых несло сквозняком. Но и они не могли избавить пространство от пыльных тёмных углов, облюбованных пауками. Можно было бы подумать, что замок не получает должного ухода, но чутьё подсказывало: дело в другом. Скорее всего, паутина и темнота – часть антуража. Не зря же экскурсия называется «Рэйнфлауэр. Замок с самым большим количеством привидений в Англии».
– А призраки не станут на нас внезапно нападать? – спросил струсивший школьник, стараясь не вглядываться в темноту коридора.
– Боже, мальчик, ты же в Англии! – всплеснула руками старушка, – Сначала они поздороваются, поговорят о погоде, и лишь потом перейдут к нападению. С твоего разрешения, разумеется.
Группа засмеялась. Шутка здорово разрядила обстановку, и все вспомнили, зачем они тащились на автобусе в такую даль. Всё ради шоу-экскурсии для любителей пощекотать нервишки.
– Как поживают наши привидения, сэр Хэмфри? – заговорщически подмигнула экскурсовод. Видимо, эта фраза служила вопросом о готовности актёров.
– Мертвее мёртвого, – оскалился дворецкий, произнося кодовую фразу.
Значит, все на своих местах.
Дитер поднял брови. «Детский сад, а не приобщение к английским традициям, – подумал он, слушая этот обмен репликами, – Неудивительно, что половина группы – школьники. Ничего, вернёмся, и поменяю турагента». Художник бросил взгляд на пару мальчишек, увлечённо ловящих толстого паука. Оба были светловолосые, голубоглазые, с типичным мальчишеским выражением на лицах: словно решительный, но глуповатый питекантроп отправляется на мамонта с зубочисткой. До слов экскурсовода им дела не было – что ж, оставалось надеяться, что они хотя бы не потеряются, и не придётся скучать в автобусе, ожидая, когда их вернут.
Продолжение экскурсии постепенно уничтожало надежду увидеть хоть что-то стоящее. Кривые тени летучих мышей, транслируемые стареньким проектором, шумящим так, что его не заметил бы только глухонемой. Притворный испуг старушки от 3D-портрета дамы, не отводящей взгляда от зрителя в любом углу комнаты. Бестолковый актёр в образе призрака, не пожелавший ради роли даже снять носки с нашивкой известного бренда – он-то и стал последней капле в чаше терпения Дитера. Художник, не в силах выносить этот цирк, вышел покурить.
