Мне не нравился кружок «Чистый город»,
в который ходила младшая сестра. Одно
дело, когда разговор шел об уборке улиц,
запрета поездок лошадей в центр города
и рядом с парком, а другое дело — это
закрытие всех кабаков, в том числе и
кровавых кабаков, где собирались вампиры.
Не скажу, что
мне нравились кабаки, но я не считала,
что мы можем ходить по ним и читать
лекции о вреде их посещения мужчинам.
Но мой возражения никто не слушал. Лиза
была рада лишний раз пообщаться с идейным
вдохновителем общества молодым
преподавателем точных наук Львом
Анатольевичем. Ладно, он хотя бы был
симпатичный. Хорошо говорил, что даже
я заслушивалась его фанатичным речам
о чистоте как улицы, так и сердца. Мама
же считала, что Лев Анатольевич безобидный.
И его кружок только приносит пользу. К
тому же это было единственный салон,
который был нам по карману для посещений.
Или точнее, он был бесплатный. Сейчас
даже на танцы нужно было покупать входной
билет. Поэтому чтобы познакомиться с
кем-нибудь, приходилось ходить в «Чистый
город». Хотя после посещения кабаков,
мне казалось, что знакомств будет
предостаточно.
— Ты зря
переживаешь, — сказала Лиза, когда мы
переодевались к собранию в пятницу. —
С нами будут молодые люди. Конечно, они
могли бы пойти без нас, но Лев Анатольевич
считает, что мы, как чистые и светлые
создания, больше окажем влияния на
пропитые умы.
— А мне
кажется, что пропитые умы ничем не
пронять, — ответила я.
— Ира, ты
слишком недоверчивая. Нужно верить в
силу красоты и чистоты. Только это и
спасет мир, — сказала Лиза.
— Красота и
чистота — это все временное явление. К
сожалению, она быстро проходит.
— Ты просто
не понимаешь, — отмахнулась Лиза.
Я много чего
в этой жизни не понимала и не спорила
на эту тему, но что в жизни полно грязи,
я знала не понаслышке. Но Лиза пока с
этой стороной жизни была незнакома, вот
и верила человеку, который преследовал
свои цели, собирая вокруг себя хорошеньких
девушек и неудачливых юнцов, что не
могли купить билет в салон.
— Мама сегодня
опять к соседке пойдет? — спросила Лиза.
— Сегодня
Игнат возвращается, — ответила я,
заметив, что мой голос даже не дрогнул.
— Совсем о
нем забыла. Знаешь, когда его нет, то в
доме так спокойно и тихо. К этому так
быстро привыкаешь... — Лиза вздохнула.
— Все же если и выходить замуж, то за
тихого мужчину, который не будет повышать
голос по поводу и без.
Игнат любил
покричать. Если бы я сама лично не слышала
его шепот, то могла бы подумать, что он
иначе, кроме как криком, общаться не
умеет. Когда он уезжал в столицу за
материалом для инструментов, то мы все
воспринимали его отъезд, как праздник
и отдых от громких звуков.
— Иногда мне
кажется, что он глухой, — сказала Лиза.
— Нет. Думает,
что чем громче говорит, тем мы его выше
ценим, — ответила я. — Этакий король
маленького дома с подданными из нас.
— Нужно точно
выходить замуж за тихого и спокойного
мужчину, который не будет по кабакам
ходить и будет каждый вечер дома
проводить.
— Потому что
у него не будет денег куда-нибудь пойти?
— спросила я.
— Ира! — Лиза
демонстративно от меня отвернулась. Я
же надела шляпку. С трудом завязала
ленточку под косой, к которой крепилась
шляпка. Пальцы к концу неделе после
работы на фабрике сгибаться отказывались.
Чтобы спрятать порезы и мозоли, я надела
перчатки. Можно было выходить.
— Не
задерживайтесь. Чтобы в девять вы обе
были к ужину, — строго сказала мама,
готовя праздничный пирог к возвращению
Игната.
— Обязательно,
мам, — сказала Лиза. — Я Ирой обязательно
присмотрю.
Как будто
это она была старшая, а не я. На слова
сестры я только спрятала улыбку. Хотя
если посмотреть, то старшей казалась
именно Лиза. У нас с ней была разница в
два года. Но Лиза выглядела намного
старше меня. Она была высокой, яркой, с
зелеными глазами, в которых было
упрямство, с точеными скулами и немного
узким разрезом глаз, как поговаривала
мама, доставшийся ей от бабки. Я же была
бледной молью на фоне Лизы. Невысокая,
когда в моде были женщины с ногами от
ушей, этакие каланчи, с невыразительными
чертами лица. Как любил поговаривать
Игнат, что за меня глаз не цеплялся,
поэтому мужа я себе не найду. Это частично
было правдой. Так как мода предписывала
ходить девушкам в платьях светлых тонов,
то на фоне белого моя кожа приобретала
зеленовато-болезненный вид.
В юности меня
это волновало, но к двадцати годам я
как-то с этим свыклась. К тому же даже
красивой девушке было сложно выйти
замуж без приданного. А у меня приданного
не было.
На семейном
совете было решено копить на приданное
Лизе, чтобы хотя бы ей устроить личную
жизнь. Меня же участь старой девы не
пугала. Я думала, что как только Лиза
выйдет замуж, так я сбегу из дома. Пойду
в какую-нибудь богадельню для опороченных
женщин. Там найду работу при частном
доме или в рабочем поселке со строгими
порядками. Но это намного лучше, чем
провести всю жизнь рядом с Игнатом и
терпеть его домогательства.
На улице было
тепло. Весна только начинала вступать
в права. Только появились первые листочки,
но при этом было такое ощущение, что
наступило долгожданное лето. Мне всегда
нравилось тепло, потому что зимой дома
было холодно. Игнат только делал вид,
что богатый, а на деле едва сводил концы.
Как в детской сказке в его доме протекала
крыша, а в полу дыры прогрызли мыши. Но
Игната это не волновало. Ему было важно,
чтобы о нем продолжали думать, как о
состоятельном мастере музыкальных
инструментов. Насколько я слышала, один
раз Игнат сделал гениальный инструмент,
который отличался удивительным звучанием,
но повторить его он не смог. Все его
дальнейшие работы были обычными. Но к
нему продолжали приезжать музыканты в
надежде, что Игнат когда-нибудь сможет
повторить работу и совершит чудо.
Чудо не
происходило. Игнат злился, а получали
мы, как морально так и физически. Вначале
это все было страшным, а потом вписалось
в кружево жизни и стало привычным. Мы
научились чувствовать, когда лучше
прятаться, а когда подойти и выслушать
его брань, чтобы он только успокоился
и не стал за волосы таскать, изображая
из себя барина, у которого мы в слугах
на повышенном жаловании.
— Лиза, а ты
идешь ради Льва Анатольевича или ради
кого-то еще? — спросила я.
— Ради кабака.
Всегда было интересно посмотреть, что
там в них такого. Из-за чего весь шум.
— Ничего там
хорошего нет, — ответила я, вспоминая,
как уговаривала отца пойти домой, когда
мы еще жили в поселке. Он был любителем
таких заведений. Это его и погубило.
— Но все
равно, интересно же.
Иногда Лиза
мне казалась вполне нормальной, но
порой, если разговор заходил о чистоте
и красоте, то ее слова доходили до
абсурда. Она превращалась в воинственную
особу, которая чуть не дословно повторяла
все, что слышала от Льва Анатольевича.
Да так остро и рьяно, что мне казалось
ее словам проникался даже Игнат. Эта
фанатичная черта характера Лизы меня
напрягала. Мама к этому относилась как
молодости и дурости, по поводу которой
не стоит волноваться.
