«Шаги… Снова шаги. Спускаться с дерева страшно, а надо, пока нет собак, пока здесь люди». Уши прижаты от неимоверного волнения, глаза до предела расширены, когти – вся надежда на них, вся жизнь на кончиках когтей. Вниз, вниз по мокрой коре акации: «Всё – земля!» Несколько молний прыжков и желанная дверь.
– Опять эта кошка! – возмущается продавщица рыбно-пивного отдела. Она суетлива вне прилавка, с неестественно певучим голосом, ищет взглядом поддержку у второй.
Как же, дождётся она поддержки у Вербицкой! Вербицкая философ-наблюдатель, только глаза щурит. Зачем ей говорить об очевидных вещах? Что какая-то зараза подбросила котёнка, совсем никому ненужного. Теперь бы его не впустить в магазин, а потом ждать, чтобы он куда-нибудь подевался.
Пока рыбница отмыкала замок, Вербицкая выставила ногу клюшкой, закрывая котёнку путь. Но отчаяние зверька помогло ему юркнуть в магазин, несмотря на две пары чёрных кожаных столбов на рифлёных подошвах.
– Брысь! Брысь! – пела рыбница.
– Ч-ч-ч! – била в ладоши и топала Вербицкая.
Наконец, с помощью швабры котёнка выволокли из-под прилавка и выставили на картонку недалеко от входа. И чтобы хоть на какое-то время успокоить, обложили кусками колбасы и двумя мёрзлыми куриными ногами.
Осторожно подъезжает хозяйская «семёрка». Машина покачивается правым боком – это барахтается и скрипит кожаной курткой Антонина, тяжеловато ей, что сесть в машину, что выйти из неё. Гриша не выходит, он не видит повода делать лишние движения. Знает – Тонька сама там разберётся, а он лучше посидит. Жадные Тонькины глаза осматривают всё: и сквер, и фасад «родного детища» под вывеской «Рябинушка», и заводик в ста метрах, и котёнка на картонке. «Если так кормить кошку, то она, конечно, приживётся», – недовольно размышляет хозяйка.
– Кошка не обожрётся? – вместо «здрасте». – В магазин её не пускайте! – в этом приказе сквозит паника, будто возле магазина сидит лев, а не котёнок.
Рыбница катится, как обронённый клубок, сразу и улыбается начальству, и успевает сделать «бровки», выражая озабоченность: скольких трудов стоило прогнать, и жратвы наложено, чтобы не посягала нахалка на магазин.
Антонина уточняет мелкие вопросы по ассортименту рыбного отдела, потому что собирается на базу. И по́ боку всяких там торговых представителей, только она выбирает на свой вкус товар (рыбный и водочный отделы – её гордость). А Гриша тем временем прокручивает в памяти ночную трансляцию хоккея и досадует на хапучесть Тоньки и её чрезмерную привязанность к магазину: «Водки – наименований сто, а может и больше… Как увидит новую бутылку, так и тянет. Да вся она из одной канистры. Не докажешь, ну не докажешь! У кого-то ларьки вшивые, а ездят на нормальных машинах. Хоть бы такую… – он ласково провожает взглядом белое «Рено»… – Ну наконец-то!»
Жующая Тонька, всё так же с настороженно выпученными глазами появляется на пороге.
Котёнок действительно объелся. С рычанием и выставлением передних лап, вооружённых выпущенными когтями, он поглотил два куска колбасы и два пальца куриной ноги. Страх и голод – враги живого были преодолены. Солнышко слабенько подогревает чёрный бок, но наваливается тоска, тяжёлая, как рука хозяйки его матери-кошки. Вчера утром эта рука цапнула котёнка из-под уютного живота кошки, сунула в бязевую сумку и вытряхнула у порога магазина. «Бежать некуда. Вокруг всё чужое и огромное. Где тёплая мама? Мяу – мяу…»
По тропинке, режущей сквер по диагонали, идут двое счастливых – Наташа и Лёша. Невнимательный человек не заметит их счастья, и даже сочтёт неудачниками, потому что оценит их по одежде. Да, одеты они не празднично: Наташа в грязную большую фуфайку, её джинсы приобрели серо-коричневый цвет, и в стариковские бурки въелась пыль. У Лёши похожий вид, и те же краски, только вместо фуфайки куртка. Их головы грели одинаковые замызганные спортивные шапочки. Ну, а если посмотреть внимательнее на лица – в них прочтётся беспечная непритязательность, свойственная детям и дряхлым старикам. Наташа тоже таращит глаза, они у неё серые и довольно крупные, только не захватнические, как у Тоньки, а умиротворённые тем, что на всём белом свете и ей есть место. У Лёши глаза маленькие и чуть раскосые, поэтому его называют Татарином. И он тоже рад вот так неспешно шагать к магазину, видеть корявые ветки акаций, слышать воронье карканье и чувствовать приближение весны.
– Лёха, глянь – котёнок! – Наташа в восторге, как от ценной находки.
– Ну и чё? – бормочет Лёша.
Они подошли к плачущему котёнку.
– Циво? Циво так орём? – спрашивает, как у малыша-плаксы, Наташа. Она наклоняется и своей сизой ручонкой хватает котёнка. Осмотрев его живот, объявляет:
– Девка! Лёха, давай возьмём? Вместо Люси?
Лёша раздувает щёки, расширяет глаза и выдувает две буквы: «Пф», смысл которых понятен Наташе: «Чего ж не взять?» Она прячет котёнка под фуфайку и по-хозяйски сгребает несъеденное им в карман.
Уже втроём они входят в магазин без единого покупателя, и очень тепло поздоровавшись с продавцами, справляются о тёте Нине.
– Она ещё не пришла, – пропела рыбница.
Для Лёши с Наташей это даже хорошо, что ещё не пришла тётя Нина, они могут греться в магазине и рассматривать товары. Лёша впился глазами в стеклянный шкаф с фонариками, зажигалками, перочинными ножами и прочей чепухой. Как же ему всё это нравится! Эх, если бы были у него деньги…
Наташа могла бы подойти к витрине с посудой и полюбоваться чайными и кофейными наборами в красивых коробках, вазами и подарочными тарелками, но что в них проку для неё? Отдел Вербицкой – это более выгодное место для Наташи. Сколько раз ей удавалось потянуть какую-нибудь коврижку, печенюшку или зефир. Вербицкая не ловила Наташу на воровстве, но чувствовала, что та – шельма. Поэтому, не обременённая покупателями, прочно встала за прилавок, подбоченясь. Её неулыбчивое лицо, плотные плечи и бедра, в которые врезался коричневый халат, говорили о перевесе сил не в пользу Наташи. Наташа поняла: в этот раз поживы не будет, и стала, не торопясь разглядывать кубы с конфетами, составленными в целую стену.
Котёнок согрелся под фуфайкой и, всё ещё не понимая всех перемен своей судьбы, решил выбраться из темноты и осмотреться.
– Куда ж ты лезешь? – Наташа ссутулилась и запустила руку под фуфайку. Другой рукой, как бы придерживая снаружи живот, устроила котёнка так, что его голова теперь торчала из фуфайки, и уже желтеющие глазки поглядывали недоверчиво.
Вербицкая умилилась моменту – эти замарашки унесут котёнка – и нет проблем. Опасаясь спугнуть случай, она осторожно спрашивает:
– Котёнка решили взять?
– Да, – уверенно говорит Наташа. – У нас была Люся, тоже чёрная, при пожаре задохнулась. Мы её через неделю нашли.
