В произведении все события, равно как и персонажи, и их имена, выдуманы автором. Любые совпадения случайны.
Не оставив без отмщенья
Зло, жестокость, подлость, ложь…
Будешь ль счастлив ты? Наверно,
Но покоя не найдёшь.
Тусклая лампочка давала очень мало света, отчего в коридоре было сумрачно. Иванушка сидел на стульчике и тихонечко ждал, когда же за ним приедет добрый дядя, чтобы отвезти его в детский дом. Мальчика переводили туда из дома малютки, в котором он уже и так, заботами работавших там добрейших женщин, задержался сверх положенного срока аж на целых четыре года.
Выкраивая минутку, в коридор то и дело выходили, с жалостью смотря на бедного малыша, то техничка баба Люба, частенько раньше приносившая Ване пирожков, конфет и других вкусностей, то нянечка тётя Лена и её маленький, возраста Вани, сын Боря, которого она воспитывала одна и потому частенько брала с собой на работу, то директриса дома малютки полная женщина добрейшей души тётя Лида. Никто не хотел никуда отправлять Ивашку, да только порядок есть порядок. Тётя Лена так та в последние часы от Вани почти не отходила, пользуясь тем, что ей, в общем-то, и было поручено мальчика собрать и из дома малютки проводить.
…У Ивана было врождённое уродство. С самых первых дней своей жизни он был сплошь в морщинках, словно древний-древний старичок. Таким родился. Таким он и остался, даже по прошествии вот уже семи лет со дня его рождения. В доме малютки, куда мальчик попал после того, как родная мать бросила его в роддоме, так надеялись, что подрастая, мальчик «разгладится», кожа на нём станет обычной, и хотя бы к школе он ничем уже не будет отличаться от своих сверстников. Ведь задразнит же детвора! Но увы. К моменту перевода Ивана в детдом всё в его внешности, как, впрочем, это и прогнозировали врачи, осталось таким же, как и было. Оставлять же мальчика и дальше среди малышей было нельзя, ему уже пора было идти в школу.
Сам он ещё толком не осознавал свою беду. В доме маленьких сирот царила атмосфера такой любви и человечности, что Иван даже не замечал, что был не таким, как все. А если и замечал, то нянечки тут же утешали его и отвлекали на что-нибудь другое, говоря, что он просто ещё очень маленький. Так и подрос он до возраста, когда дальнейшее оставление его в доме малютки стало уже невозможно, в полнейшем неведении относительно своей необычности…
– Уезжаешь? – насуплено спросил Ваню Боря, когда мама ненадолго куда-то вышла из коридора.
– Что делать? – не по-детски рассудительно отозвался Иван. – В школу-то ходить надо.
Мальчишки, за годы пребывания Вани в доме малютки, успели подружиться.
– Ты хоть писать-то будешь? – посмотрел на Ивана Борис.
Однако, ответить тот не успел, потому что в следующий миг услышал подъезжавшую к крыльцу машину. Его маленькое сердечко, подсказав малышу, что это приехали за ним, сразу же радостно заколотилось. Ещё бы! Ведь, стараясь поддержать малыша, все в его, теперь уже прежнем, доме ему рассказывали, что там, куда он переезжает, у него будет много друзей, новых игрушек, будут ещё добрее нянечки, ещё вкуснее в столовой еда. Поэтому-то Иванушка и ждал этого переезда, как какого-то праздника. И сейчас обрадованно подбежал к двери.
– Приехал дядя? – раздался сзади голос изо всех сил старавшейся сделать его повеселее, уже вернувшейся в коридор, где недавно оставила мальчиков вдвоём, тёти Лены, которая сама едва не плакала.
– Да! Да! Приехал! – радостно закричал Ивашка. – Тётя Лена, поехали скорее! Поехали, ведь меня повезёшь ты?
– С тобой поедет Лидия Павловна, – покачала головой тётя Лена. – Тётя Лида, наш директор!
– А вы с Борей разве не поедете? – глазки Ванюшки жалобно расширились, остановив на бывшей нянечке недоумевающий взгляд.
– А я потом к тебе обязательно в гости приеду, – улыбнувшись и присев рядом с мальчиком на корточки, погладила его большой и мягкой ладонью по вихрастой головёнке тётя Лена.
Тут открылась входная дверь. На пороге показался грузный дядька в кожаной куртке с какими-то бумагами в руках. Тяжело дыша после подъёма по небольшой лестнице, он вытер платочком со лба пот и уставился на Иванушку.
– Этого, что ли, мне перевезти в наш детдом велели? – взгляд его, тут же переведённый на всё ещё остававшуюся в том коридоре нянечку, стал брезгливым. – Ну и уродец, дрынь!
– Прекратите немедленно Ваши оскорбления! – голос тёти Лены сию секунду стал даже не строгим, а по-настоящему злым.
– Кто уродец? – Ивашка наивно уставился на свою, уже бывшую, нянечку. – Где, тётя Лена? Где уродец? И кто такой уродец?
– Сам ты уродец! – сердито, хоть и негромко, проговорил сообразивший, о ком говорил незнакомец, Боря, прячась за маму. – И причём, вонючий!
При последних словах ребёнка незнакомец в кожаной куртке усмехнулся.
– Ладно! Там разберутся, кто уродец и куда его определить. Передайте бумаги вашему начальству, – водитель протянул тёте Лене только что принесённые им какие-то документы, – а я пока в автобусе подожду. Соберётесь – выходите. Поедем, дрынь.
Через несколько мгновений притянутая пружиной дверь захлопнулась у него за спиной.
– Тёть Лен, я не хочу с ним ехать! – сразу же сообразив, кто был только что вышедший за дверь неприятный тип, захныкал Ваня. – Мне он не нравится!
– Ну что ты! Что ты! – тётя Лена снова стала гладить мальчика по головке. – С тобой же поедет тётя Лида. Наша добрая тётя Лида.
Всхлипнув, мальчик задрал голову и доверчиво посмотрел на женщину, так старавшуюся хоть в чём-то заменить ему маму. А та не переставала гладить его по голове, хотя ей и нужно было отнести директору только что врученные ей документы на перевод Вани в детский дом.
* * *
Минуло пять лет…
* * *
Мама Бориса собиралась на работу.
Нехотя поднявшись с кровати, её сын лениво наблюдал, как она «наводила марафет» перед зеркалом. К тому времени она уже успела и позавтракать, и одеться, и даже накраситься и причесаться, и то, чем она занималась теперь, было последними «ударами кисти» в «написании» ею сегодня своего каждодневного образа хотя уже и зрелой, но ещё тщательно за собой следившей, ухоженной женщины. Оставались считанные минуты до того, как она покинет квартиру, и это так же можно было определить и по тому, что она уже просто так кружилась перед зеркалом.
Пристально посмотрев на мать, Борис, едва привстав с кресла, уже не таким сонным голосом, каким он был почти только что, произнёс:
– Маринке привет передашь?
– Только Маринке? – мама улыбнулась немного укоризненно. – А Ване? Не передавать?
– С Иваном нас связывает суровая мужская дружба, в которой разные там сантименты не особо уместны! – сразу ставшим суровым тоном отвечал ей Борис.
