В помещениях морга царила ночная тишина.
Молчал телефон, уже с час не принося известий об очередном «пополнении». Угомонился персонал, как всегда используя выдавшийся перерыв в поступлении «новеньких» для того, чтобы хоть сколько-нибудь покемарить. Не издавал ни звука Клякса, – обитавший во владениях патологоанатомов красивый чёрный кот.
Дежурные санитары, закрыв поплотнее дверь из своей бытовки в «холодную», – так они, из-за его низкой температуры, называли просторное помещение с железными шкафами для трупов, – не пуская к себе холод и постоянно присутствовавшую там трупную вонь, перемешанную со специфическим запахом формалина, расположились подремать на кушетках. Ещё до рассвета им предстояло снова, теперь, перед окончанием смены, уже по-полной, «впрячься» в работу, начав подготовку покойников к их выдаче родственникам, и пока ещё было время до начала помывки, одевания, гримировки и прочих процедур с «клиентами», санитары предпочитали отдохнуть.
Андрей, один из санитаров той смены, – молодой парень, подрабатывавший в морге для добавки к скромной, на его взгляд, стипендии студента медицинской академии, – всё ворочался и ворочался на своём обычном для таких «перекуров» месте, никак не находя для себя хоть сколько-нибудь удобного положения. Было жутко неудобно, хоть ему уже и сотни раз до этого приходилось точно так же на работе спать. И раньше никогда не мешали ни чрезмерная жёсткость «постели», ни отсутствие подушки, ни недостаточная ширина кушетки. Теперь же, наверняка из-за бессонницы, всё это замечалось по-особому остро. Сон совсем не шёл. В голову всё лезла и лезла всякая чертовщина…
Дело было в одном из вчерашних «приходов». Ребята, что передали им в начале вечера смену, такое о нём рассказали! А ведь санитаров морга в том, что касается их работы, вряд ли можно назвать людьми впечатлительными. Но тут впечатлило даже их. И не столько сами прибывшие в том «пополнении» покойники, – хоть и они тоже были из ряда вон, одна бабка чего стоила, – сколько история, которая их сопровождала.
Про поступившую в том «приходе» мёртвую старуху, равно как и про привезённых вместе с ней троих убитых полицейских, в морге рассказали водители и санитары доставивших тех мертвецов труповозок, присев ненадолго после разгрузки машин перекурить. Будто эта бабка, пролежав в могиле после собственных похорон почти две недели, каким-то непостижимым образом «ожила» и выбралась наружу. Причём ни о какой летаргии в её случае речи совершенно не было! Она заявилась домой, будучи самым настоящим, хоть и ходячим, и разговаривающим, и всё вокруг себя понимающим, трупом. Трупом, продолжающим разлагаться. Заявившись же, стала добиваться смерти своих, недавно её схоронивших, родных. А когда те вызвали полицию, мёртвая бабка голыми руками убила троих из прибывших на вызов стражей порядка! Трупы которых поступили в морг с ней одновременно. Причём, двоих из них она убила уже после того, как, став свидетелями смерти первого, остальные полицейские всадили в неё из своих автоматов не по одному десятку пуль.
Мёртвой по-настоящему та старуха оказалась лишь после того, как потом, увидев, что её бывшие домочадцы, спасаясь от неё, выбежали из дома, взяла да и выпрыгнула вслед за ними с балкона седьмого этажа…
«Когда её вчера доставили, – рассказывали уходившие со смены ребята, – трупу той престарелой особы и впрямь было уже не меньше недели. Ну никак не тянула она на умершую всего пару часов назад! Хоть именно тогда она и была расстреляна полицейскими, а потом ещё и разбилась!»
На то, что уходившие со смены санитары морга шутили, было абсолютно не похоже. А те уверяли, что было так же не похоже и на то, что шутили доставившие тот «приход» водители и санитары труповозок.
Заинтригованные такими рассказами, Андрей и его «напарники» по смене, едва только заступив, не утерпели и сразу же достали ту мёртвую бабку из шкафа, чтобы осмотреть самим. Труп и впрямь был ужасно изрешечён пулями и изорван разными другими повреждениями, которые были на нём почти везде, – на голове, лице, шее, плечах, руках, ногах… Какие-то ссадины, трещины, разрывы, вмятины… Но самое главное – раны те были совершенно бескровными и из них шло такое зловоние, что впору было надевать противогазы. Не говоря уж о других признаках уже не первый день протекавшего в трупе разложения мёртвой плоти. Глядя на всё это можно было с уверенностью утверждать, что все дыры от пуль, ссадины, трещины, разрывы и вмятины на теле бабкой были получены той значительно позже её собственной смерти. Словно кто-то поиздевался над её уже «готовым» трупом. Андрей и оба его напарника тогда полностью согласились с санитарами предыдущей смены – ну не могла эта бабуся быть убита только вчера! И то, что она в таком состоянии ходила, дралась, убивала, вообще не умещалось ни в какие рамки понимания. Ну как, как могла вчера всё это делать старушенция, умершая неделю, а то и больше, назад?! Ожила?! Бред какой-то. Бред и кошмар.
Бр-р! При мыслях о близости такой «клиентки» становилось жутковато. Впрочем, поспать всё равно было нужно, хоть назавтра был и выходной, и Андрей, перевернувшись с бока на бок, стал мысленно считать баранов в только что представленной им отаре овец.
Вдруг как-то необычно и противно завопил забытый в холодной Клякса. Его вопли были хорошо слышны даже сквозь плотно закрытую дверь. Да Клякса, будь он неладен, похоже, и вопил-то прямо под той дверью. Что такое? Его и раньше, бывало, забывали забрать к себе в бытовку, но он так никогда не орал.
Оба напарника Андрея старательно делали вид, что уже крепко спали. Никому из них, как и самому Андрею, не хотелось подниматься разбираться с котом, и поэтому каждый пока только мысленно ругался да надеялся, что с Кляксой «договорится» кто-нибудь другой. Или что он сам успокоится. Однако, противный кот затихать и не думал.
– Бры-ы-ысь! – первым не выдержал и, не вставая с кушетки, заорал на кота один из напарников Андрея, санитар предпенсионного возраста Петрович, что был в их смене старшим.
Вслед за его «брысь» об низ двери с громким стуком ударился запущенный Петровичем, в надежде напугать Кляксу, один из его ботинков. Однако, мерзкое животное не унималось.
– Вот гад! – теперь уже, тоже в полный голос, выругался Андрей, поднимаясь со своей «постели» и собираясь, рассердившись, вместо того, чтобы впустить в бытовку, выдворить Кляксу на улицу.
Его смятый клеёнчатый фартук стал распрямляться на нём так медленно, будто был недоволен, что хозяин не снял его перед тем, как скрючиться на «перекемар» в такой неудобной и для него позе. А Клякса, услышав, или как-то почувствовав, что кто-то из работников морга поднялся, завопил ещё громче.
