1. 1 глава
– Как успехи? – поинтересовался приятель, завидев Эрика выходящим из здания школы. – Удалось сладить с француженкой?
Тот покачал головой.
– Сказала явиться на пересдачу.
– Дура какая-то, – сходу припечатал приятель.
Второй возмутился:
– Что она к тебе прицепилась? Ясно ведь: тебе этот французский, что корове – седло. Плюнь ты уже, да не парься!
Эрик и сам думал так же, но вслух произнес:
– Аттестат не хочется портить.
Аттестат портить действительно не хотелось: оценки у него были хорошие, и только этот проклятый «лягушачий» язык портил картину.
Друзья понятливо закивали, сочувствуя другу.
– Может, отца на эту зверюгу натравишь, – предложил Ян с пошловатой усмешкой. – Пусть вставит ей, чтобы мозги заработали. Сам знаешь, он это умеет!
Но Эрик, мрачный и злой, произнес сухо:
– Не хватало еще, чтобы отец приходил просить за меня. Он и так полагает, что я мало усилий прикладываю в учебе: мол, занимался бы лучше, и проблем не было бы. Считает, эта французская... мымра, – он скрипнул зубами, с трудом сдерживая эпитет похлеще, – просто-напросто добрая мамочка, и проблема только во мне.
Тобиас, вскинув черные брови, осклабился:
– Вот бы мне эту «мамочку» – да в кусты. Красивая, стерва! Я на каждом уроке гадаю, что у нее под этой узкою юбкой. Клянусь, трусики у нее кружевные, черного цвета...
Ян ткнул приятеля в бок и скривился:
– Ты помешан на женском белье, мы уже это знаем, но француженка... Бррр, она, конечно, конфетка, но злобная, гадина, у меня на нее бы не встало... Эй, что притих? – обратился он к Эрику. – Тоже хотел бы...
– Да прекратите! – одернул Эрик друзей, слишком взвинченный, чтобы поддерживать глупый треп в их привычной манере.
А Ян, совершенно безбашенный, как всегда, заорал во всю глотку:
– Ты, французская стерва, мы бы тебе показали... – И неприлично задвигался под хохот Тобиаса.
Они еще веселились, когда что-то тяжелое, пролетев мимо Эрика, врезалось Яну в плечо и прервало веселье. Тот ойкнул, схватившись за руку и растерянно глядя по сторонам... На противоположной стороне улице, на остановке, стоял тощий пацан лет десяти, с рюкзаком и камнем в руке. Стоило Яну заметить его, как ребенок, замахнувшись всем телом, запустил этим камнем в него... Тот взрезал воздух и угодил парню в колено. Ян взвыл от боли, как раненое животное...
И Тобиас, только теперь пришедший в себя, заорал во всю глотку:
– Ты, мелкий засранец, жить надоело?! – И ломанулся к мальчишке. – Ну я тебе накостыляю...
Новый меткий снаряд угодил ему в лоб, опрокинув на землю.
– Убью гаденыша! – зло шипел Ян у него за спиной, кое-как ковыляя к дороге.
– Нет уж, я первый, – вторил Тобиас, потирая огромную шишку, выскочившую на лбу. На ноги он, впрочем, не поднимался, в глазах странно двоилось.
– Эй, ты совсем того, парень? – прикрываясь рюкзаком, как щитом, выступил вперед Эрик. – Прекрати, слышишь! – Очередной меткий снаряд врезался в его «щит», и парень ускорился. Камни летели один за другим, но Эрик продвигался вперед, и, когда его полоснуло камнем по пальцу, зашипел и, отбросив рюкзак, схватил малолетнего хулигана за руку. – Попался. Совсем с катушек слетел?
Мальчишка задергался, вырываясь, да так отчаянно, словно Эрик был его кровным врагом, с которым он хотел поквитаться любыми возможными способами.
– Угомонись уже, идиот! – зло гаркнул он, когда острые зубы вонзились ему в кожу руки. – Хуже ведь будет! – Он вздернул мальчишку повыше за лямки портфеля, встряхнул, как тряпичную куклу, а под конец, не сдержавшись, одарил его оплеухой.
Ровно в этот момент, испуганно, в панике, закричала какая-то женщина. Эрик сразу же оглянулся и увидел ненавистную фрау Линднер, преподавательницу французского, которая в своей узкой юбке-карандаше и туфлях на каблуке бежала к ним с выражением ужаса на лице.
Пальцы Эрика тут же разжались, и он выпустил пацана, моментально отскочившего в сторону. А вот ему самому от француженки было не убежать: глаза ее так и сверкали, когда она, оказавшись напротив, осведомилась рассерженно:
– Эрик Тайц, что это значит? Как вы посмели тронуть ребенка?
А этот чертов ребенок, хитрая бестия, ловко сменив кровожадность лица на выражение полной покорности, страха, уже стоял рядом с училкой, и та, словно клуша, ощупывала его на предмет возможных ушибов и травм.
Еще и спрашивала заботливо:
– С тобой ничего не случилось? Где-то болит? Что они тебе сделали?
Эрик сложил на груди руки. Они сделали, правда?
– Этот пацан напал на нас первым, – сказал он, пытаясь восстановить справедливость. – Запустил в Яна камнем, а Тобиасу посадил шишку на лбу. Сами смотрите! Мы его даже не трогали.
Женщина разогнулась, и ее голубые глаза, в этот момент потемневшие, будто ножом, полоснули по парню.
– «Даже не трогали», – повторила она рассерженным тоном. – Я видела своими глазами, как ты, Эрик Тайц, ударил его по лицу и тряс в воздухе, словно тряпичную куклу.
– Я не бил его по лицу, – сглотнув, попытался он оправдаться. – Просто дал оплеуху...
– Он бил меня и пресильно, – подал голос мальчишка. – До сих пор здесь болит. – Он показал на живот. – Дышать больно...
Эрик, услышав эту явную ложь, аж задохнулся от возмущения, словно ему, а не маленькому лгуну было больно дышать. Чертов ребенок!
– Да я пальцем к нему даже не прикоснулся, – взвился он, – так, потряс в воздухе, чтобы он образумился. Сами смотрите, у Тобиаса шишка на лбу... Этот изверг начал швыряться камнями ни с того, ни с сего.
Фрау Линднер, смерив Эрика пристальным взглядом, перевела взгляд на мальчика:
– Томас, ты действительно это делал, швырялся камнями? – спросила она.
И приятели даже замерли, дожидаясь, что именно скажет ребенок.
– Я только оборонялся, – с невинным видом солгал этот мерзавец, – они начали насмехаться, говорить, что я мелкий тупица. И к тому же сын «мерзкой француженки»!
Женщина с шумом выдохнула весь воздух, а Эрик, который вдруг понял, что за ребенок стоит перед ним, ощутил, как замерло сердце. На миг, но очень болезненно...
– Так вы, – она ткнула в Эрика пальцем, – считаете себя вправе отыгрываться за собственную халатность в учебе на маленьких детях, молодой человек? – очень холодно, с явным презрением в голосе осведомилась она. – Как это низко. Такого от вас я точно не ожидала. – И дыша праведным гневом, но сдерживаясь, так что голос звенел как струна: – Если хотели мне что-то сказать – так говорите в лицо. Я была о вас лучшего мнения, Эрик!
Сердце Эрика так громыхало в груди, что слова долетели словно сквозь вату. И, глядя на губы, которые обращались к нему, он думал: «Плевать на французский и гребаную учился. Я скорее умру, чем скажу этой ведьме хоть слово!»
И словно очнулся, услышав:
