Спать больше неохота – выспался, но и вставать было лень. Я лежал, глядя на закат сквозь тонкие шторы. В голове в полости черепа катался чугунный шар или что-то ему подобное, по крайней мере, мне так казалось. Тело тоже было тяжелое, как будто его стягивали жгутами. Все это усугублял еще стук колес поезда, который проносился мимо нашего дома. Ветер гудел, как пролетающий самолет, наверное, с поездом гонки устроили. Надо вставать, подумал я, еще к Савве идти, решать его сердечную драму, хотя он этого не просил. Он вообще ни о чем никогда не просил. Была у него возлюбленная Машка. Обычная станционная девка, которая любила вечерами пошататься на вокзале, попить пива, посидеть на коленях у какого-нибудь парня, дымя ему в лицо тонкой сигаретой. Парень, естественно, пускал в ход руки, она для вида возмущалась, но на самом деле ей было все равно. Наблюдая за этим со стороны, Савва зеленел от злости. Иногда, правда, на месте этого парня бывал и Савва, но это как повезет.
Как-то раз, помню, шел домой ночью. Фонари не горят, вокруг безмолвная тишина, вдруг откуда-то из канавы рычание. Кому-то очень плохо, после того как было хорошо. Рвет. В канаве на четвереньках стояла Машка, ее тошнило. Как можно любить такое существо? А ведь это будущая мать. Даже смешно представить, как она лет через пятнадцать будет с умным видом воспитывать своего ребенка. Толку воспитывать – яблоко от яблони. Я тогда проводил ее почти до дома. Домой не стал заводить, а то еще бы обвинили меня, что я ее напоил до такого состояния. Правда, ее родители тогда в таком же состоянии оказались и определить степень трезвости дочки относительно себя было для них нереально. Я потом долго думал, рассказывать Савве или нет. Вроде и рассказывать неприятно, зная о его чувствах к ней. Как-будто я в этом виноват: напоил ее, заставил рвать в канаве. А не рассказать тоже неправильно, друг всё-таки и неохота, чтобы у него была такая девушка. Хотя сложно отнести ее под это определение. В итоге рассказал.
– Хватит спать – открывая дверь в мою комнату и включая свет, сказал отец. Сам, небось, только проснулся.
– Да я не сплю уже. – почти прохрипел я.
Еле как, поднявшись с кровати (будто вагоны разгружал, а не спал три часа ей Богу), я выполз на кухню и рухнул на стул, обхватив рукой лоб. Отец с насмешкой посмотрел на меня.
– А я говорил, не фиг спать на закате. Теперь как лебедь умирающий.
– Я сейчас чаю попью и приду в себя. – прописал сам себе рецепт.
Через минут тридцать я уже шел к Савве. Путь был близкий. Савва жил в двухквартирнике, недалеко от вокзала. Территория дома была огорожена серым штакетником, который по-хорошему давно уже надо было поменять. Только менять было некому. Отец у Саввы этой зимой умер, не пережив один внезапный приступ похмелья. Пил он на самом деле много, бывало, неделями не трезвел. Часто сидел с нами и рассказывал про юность: про то, как учился в военном училище, про то, как после окончания служил на Дальнем Востоке и там встретил Саввину мать. С особой гордостью он рассказывал, как отказался давать присягу Российской Федерации. «Я же не проститутка, чтобы два раза в жизни присягу принимать» говорил он. Уйдя из армии, он оказался никому не нужный. Работал с длительными и частыми перерывами. Было даже так, что полгода дома просидел, толком никуда не выходил. Даже за водкой не ходил – жену отправлял. Мать работала бухгалтером на нефтеперекачивающей станции, а вечерами там же еще на полставки подрабатывала уборщицей: то ли хотела компенсировать отсутствие дохода мужа, то ли просто не хотела видеть его пьяную морду. Сестра Саввы работала воспитательницей в детском саду. Она не скрывала своей неприязни к отцу и его постоянным запоям, но при этом ни за что не соглашалась съехать от родителей. Савва сам в этом году заканчивал школу, и собирался ехать в Екатеринбург поступать в университет. В общем, ему, как и всем остальным членам семьи было не до забора. Сейчас у него была другая проблема, он уедет в Екатеринбург учиться, а его Машка останется здесь. Она пойдет учиться в ПТУ на каменщика или крановщицу, устроится на работу на вокзал или продавцом в местный продуктовый магазин, затем по пьяни залетит от какого-нибудь парня и выйдет за него замуж или не выйдет, а просто станет сожительствовать (кому этот штамп нужен сейчас) затем окончательно обабится и располнеет и в таком виде будет тащить домой пакеты с хлебом, мясом, майонезом, детским питанием, подгузниками, кириешками, соленой рыбкой и тремя полторашками пива. В общем, ее планы на жизнь сбудутся.
Во дворе у Саввы меня обычно встречал его ушастый пес по кличке Буг. Сегодня его не было. Наверное, удрал с цепи, решил я. Веранда у Саввы была сопряжена с сараем, и дверь на веранду всегда была открыта. Я спокойно заходил на веранду и стучал в дверь дома. Так сделал и сейчас. Мне никто не ответил, только послышались шорохи в сарае.
– Подлый трус Леопольд, ты тут? – спросил я, заходя на ощупь в сарай. Света не было. Может по делам ушел, решил я, все-таки удобства для дел на улице.
– Са-в-ва. «Ты где?» – спросил я уже в никуда.
– Тут я, что надо-то? – недовольно откликнулся он, выходя из сарая. Вид у него был такой, будто он идет убивать. На руку он наматывал плетеную веревку.
– Че приперся? Я тебя звал что ли? – возмущенно спросил он.
Я даже растерялся от такого вопроса. Вроде я само собой каждый вечер прихожу к нему. А если не прихожу я, то приходит он. И раньше не требовалось целенаправленно друг друга звать.
– Я что к другу прийти не могу?
– Да ладно, забей. – спокойным тоном уже сказал Савва – пошли чайковского раздавим под партеечку в шахматы.
– Давай без шахмат, я только проснулся.
– А я только родился.
Под чай разговор плавно перешел на тему Машки.
– Ты из-за Машки опять страдаешь? – спросил я
– Да я сам не понимаю из-за чего. То ли из-за нее, то ли из-за ее отсутствия. Вот надо мне что бы она была моей.
– Она была твоей. И не твоей тоже.
– Ты офигел?
– Савва, ну что я сделаю, если это так? Я вообще не понимаю, зачем она тебе сдалась. Вы ведь совершенно разные люди, которые случайно оказались в одном месте в одно время. Через год встретишь в Екате даму своего сердца и забудешь про Машку, как она про тебя.
– В шляпе и с собачкой?
– Ты? – я не понял, о чем это он.
– Дама, ять, в шляпе? Тьфу тебя! Я опять начал материться с тобой. – Савва аж вскочил из-за стола.
– Это никак не из-за меня.
– Я только когда с тобой разговариваю – тогда матерюсь. Вот при маме же я не матерюсь. В школе не матерюсь. Самое главное, не сдерживаюсь, не приходят даже на ум такие слова.
