Голова кружится, перед глазами летают радужные круги. Пальцы дрожат, сердце бьется, словно раненая птица, но я все равно подношу к губам флейту. Неприятные ощущения не могут заставить меня бросить играть, ведь музыка – это основа жизни, сама жизнь.
Десятки пар глаз прожигают во мне дыры, но мучительное внимание незнакомцев лишь добавляет в мешанину чувств острого перца. Пусть смотрят, я с радостью дам им возможность прикоснуться к прекрасному, чудесному, лучшему, что есть на свете.
Низкий голос флейты устремляется вверх, волшебные звуки околдовывают, заставляют забыть обо всем. Шепотки замолкают, чужие взгляды становятся острее, раня, будто тонкие стилеты, но я не прячусь, раскрываясь перед ними, вбирая эмоции, даруя освобождение.
Чужие чувства горчат и пьянят, словно дзяньский бальзам, но они же преподносят ни с чем не сравнимое ощущение полета. Будто бы я лечу вслед за мелодией, купаюсь в дивных звуках.
Но рано или поздно приходит конец всему, я опускаю флейту, чтобы остаться на ногах, а не рухнуть на паркет. На смену эйфории приходит боль, проносится нестерпимым спазмом по телу и затаивается в груди, будто ядовитая змея. Змея, готовая в любой момент вновь пустить в ход свое жало. Впрочем, я только улыбаюсь – это небольшая плата за возможность прикоснуться к божественному искусству. Теперь, главное, устоять и не выказать чужакам, как мне сейчас больно.
– Леди Майлини. Леди Виола, вы волшебница! – голос маркиза Зеофира разорвал тишину.
Следом за хозяином вечера и остальные гости, до того не сводившие с меня напряженных взглядов, расслабились. Зал взорвался аплодисментами. Мужчины бурно восхищались талантом и красотой. А женщины, неодобрительно косившиеся на не особо богатое платье, позволяли себе улыбки.
Впервые со дня отъезда старшей сестры я почувствовала нечто похожее на счастье. Но заметив воодушевление на лице отца, нахмурилась. Не желая того, я с блеском выполнила приказание Майлини: меня заметили, мной восхитились. А, значит, шанс на то, что отец сумеет выгодно пристроить и младшую дочь замуж, повысился.
Я хотела выставить себя неумелой, но не сумела. Музыка всегда была моей слабостью, и отец это прекрасно знал, а потому, не сомневаясь, воспользовался. Возможно, совсем скоро я, как и Айя, отправлюсь в неведомые дали навстречу будущему мужу.
Все началось два дня назад. Я только-только пришла в себя после расставания с сестрой и решила отправить ей письмо, чтобы Айя получила послание сразу по приезде в новый дом. Спустилась, чтобы найти управляющего, но наткнулась на отца. С некоторых пор барон Майлини приказал следовать за собой в кабинет.
– Дочь, – проговорил отец, едва закрылась дверь. – Ты догадываешься, зачем я тебя позвал?
Пожала плечами, украдкой поглядывая на него. Смотреть прямо в глаза побаивалась. В прошлый раз за такую вольность и чрезмерно непочтительный тон отец наказал меня поркой и велел отобрать флейту на месяц. Из-за флейты я проплакала два дня, потом замкнулась в себе. Если бы не сестра, наверное, лишилась рассудка. Именно тогда поняла, что для отца мы только товар, который нужно подороже продать.
– Так и быть, просвещу, неразумное дитя, – продолжил он, не догадываясь, какие мысли бродили в моей голове. – Пришел твой черед, Виола.
Я невольно отшатнулась, будто передо мной был не Майлини, а сам Темный в его обличие. И тут же шагнула обратно, опасаясь очередного наказания. Однако мое нелепое телодвижение лишь рассмешило отца. Было видно, он наслаждался произведенным эффектом.
– Неужели я такой страшный?!
Молчала, судорожно сжав зубы. Ведь, итак, ясно, вопрос не требовал ответа.
– Впрочем, мне все равно, Виола. Главное, ты сделаешь то, что я скажу.
Мне захотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда. Например, в домике деда, отца матери, где я была всего лишь однажды, но запомнила тот день навсегда.
Моя мать – беглая дзяньская шаманка, поступившая заветами предков. Израненная и полуживая, она набрела на караван, возглавляемый Майлини, и осталась с ним. Какую выгоду углядел отец, мне не ведомо, но он связал женщину по рукам и ногам. Через год родилась я. Когда мне исполнилось шесть, Майлини сжалился над мамой и позволил ей навестить родных, дабы она вымолила прощение. Дед простил и отпустил с миром, обязав передать некие знания мне. Вот только я так ничего и не узнала, мама сбежала вновь на этот раз навсегда.
– Айя выполнила свой дочерний долг, – заговорил отец, вытаскивая из воспоминаний. – Пришел и твой черед, Виола.
Он выбрался из-за стола, обошел меня, внимательно оглядывая. Под этим тяжелым взглядом я поежилась.
– Через два дня в имении маркиза Зеофира ожидается бал, на котором пройдет импровизированный смотр талантов. Все проявившие себя будут награждены. Я надеюсь на тебя и твое умение, дочь.
– Вы желаете получить награду, отец? – спросила недоуменно.
Барон рассмеялся.
– Конечно же, нет. Я хочу, чтобы после твоего выступления все гости мужского пола хотели назвать тебя своей женой.
Как ни гнала я грустные мысли, чуда не случилось. Пришел и мой черед продать себя подороже ради благополучия того, кто никогда не считался ни с чьим мнением.
Тяжелый вздох сдержать я не сумела.
– Не нужно драматизировать, Виола. Судьба женщины – стать женой и матерью, иной и ждать не следует. А если постараешься, твой муж будет богат и знатен.
– Разве ж в богатстве счастье? – сказала, не подумав, и тут же поплатилась за длинный язык. Пощечина мигом отрезвила и заставила замолчать.
– Не тебе решать! – прикрикнул Майлини. – Твоя ненаглядная матушка дорешалась. Убежала вслед за любовью и что, вместо сытости и комфорта нашла смерть в сточной канаве! Ты хочешь того же?!
Я замотала головой.
– Имей в виду, дочь, каждая твоя ошибка отразится на сестре. Пока Айя не надела брачный обод, я всегда смогу придумать причину и отменить свадьбу. И тогда ей не поздоровится. Знай, твой промах – ее боль. Поняла?
Сейчас, как никогда, я хотела его ударить: сильно, больно, до крови. Но лишь кивнула.
– И не прячься по углам, как обычно. Вот-вот должна прийти портниха.
На этом отец разговор закончил. Взмахом руки он велел мне убираться. Я уныло брела к себе, когда меня перехватили. Обещанная отцом мастерица сцапала под локоток и потащила за собой. Сопротивляться сил не было, будущее выглядело серым и мрачным. Впрочем, далеко меня не увели. Некогда пустовавшую комнату на этом же этаже в спешном порядке оборудовали в мастерскую. Там-то мной и занялась не умолкавшая ни на секунду дамочка: обмеряла, накидывала на плечи обрезы ткани, хмыкала, качала головой, пока, наконец, не подобрала то, что подходило. На меня мастерица внимания не обращала, будто я была бессловесной куклой. Зато вслух говорила сама с собой.
