Еще покойный Иван Иванович Дмитриев, человек высокого ума и не менее высокого ранга, доказал, что утро бывает обманчиво, – сказавши устами изображенного им неопытного чижика:
Впредь утро похвалю, как вечер уж наступит
{1}.
В русской журналистике также известен пример, подтверждающий мнение Ивана Ивановича Дмитриева: Новиков, после своих сатирических журналов, начал издавать «Утренний свет»; сначала все думали, что это будет хороший журнал, и хвалили, а потом увидали, что он весь наполняется скучнейшей метафизической чепухой, и бросили его; впрочем, его снова стали хвалить, когда Новиков начал издавать «Вечернюю зарю», которая была еще хуже.{2}
Имея пред собою столь поучительные примеры, мы должны бы были оставить разбор «Утра» до того времени, когда «Вечер» наступит на нашу литературу. Отклонить нас от разбора должно было и следующее деликатное предположение, выраженное в предисловии «Утра»: «Что касается до присяжных журнальных ценителей, не везде еще отставленных за штатом, мы наперед радуемся удовольствию, которое доставим им нашими погрешностями против стереотипных схем, с верою в кои им суждено сойти в могилу. (Бедняжки!) Иные из этих господ, мы уверены, не задумаются даже, пользуясь выражением английского писателя, назвать выпрыгиваньем за окошко{3} нашу смелость не пристроиться тотчас к какой-либо торгово-литературной фирме. Исполать им!»
Мы не ручаемся за точный смысл этих слов (и кто может за него поручиться??); но нам кажется, что он на простом языке может быть выражен так: «Нас станут бранить за то, что мы не принадлежим ни к какой журнальной партии». Так по крайней мере поняли мы слова предисловия, и – признаемся – они-то именно и заставляли нас просмотреть «Утро» с некоторой внимательностью. Мы тотчас подумали: нет, тут что-нибудь да не так; человек действительно не принадлежащий ни к каким партиям всегда имеет столько беспристрастия, чтобы во всех их предполагать хотя некоторую долю честности и добросовестности. Чуждаясь всех партий одинаково, он имеет ровно столько же шансов на благосклонность всех их, как и на порицание. Нет, малодушное предположение: «Меня обругают все партии» – является скорее всего у человека, который сам-то именно и служит одним из представителей партии или по крайней мере хоть какого-либо кружка. Он сам способен смотреть недоброжелательно на все, что выходит <не> из его кружка, и потому предполагает такой же взгляд и в других; он полагает, что его упрекнут в «выпрыгиванье за окошко», потому что сам понимает противные убеждения и партии не иначе, как в смысле «торгово-литературной фирмы».
Полные таких мыслей, мы принялись пересматривать статьи «Утра», и представьте себе наше торжество, когда мы убедились, что действительно утренние сочинители нам давно уже знакомы и что они именно составляли лет восемь тому назад кружок, который был даже несколько заметен при тогдашнем безлюдье и застое в нашей литературе. Если вы, читатель, следили за журналами лет восемь тому назад, то вы, конечно, отгадаете, что это за партия, если мы назовем даже только имена сотрудников «Утра» и заглавия некоторых статей. В «Утре» помещены два первые действия трагедии «Петр Великий» г. Погодина; тоже г. Погодиным напечатаны здесь «Две записки Татищева, относящиеся к царствованию императрицы Анны». Затем находим здесь: «Липы», повесть в стихах Н. М. Языкова; стихотворения гг. Алмазова, Колошина, Миллера и Хомякова; повести гг. Колошина и Железнова; «Взгляд на русскую литературу» Б. А.,{4} «О поэзии Пушкина» Б. Алмазова; «Н. Щедрин и новейшая сатирическая литература» Е. Эдельсона. Не правда ли, что всех этих господ вы встречали где-то, не поодиночке, а почти всегда вместе, и что фамилии их имеют на себе какой-то особый, общий им всем, отпечаток?
Но вы не можете вспомнить, где именно их видели? Будемте же искать вместе; не наведет ли вас на что-нибудь еще одна фамилия, которой прежде в их кружке не было, но которая по многим отношениям может о них напомнить: это фамилия В. А. Кокорева, поместившего в «Утре» свое письмо к С. А. Хрулеву под заглавием: «Из путевых заметок».
Все еще не вспоминаете? Так слушайте же, как называется, начинается и продолжается предисловие «Утра».
Называется оно: «Москва».
Начинается: «Москва издавна и всеми называется сердцем России» (стр. 9).
Продолжается: «Для нас, пристальных чтителей отечественной летописи, предопределенных (!) и страстных наблюдателей народной жизни, – для нас, имеющих уделом дышать убеждениями, органически в нас вырастающими, Москва действительно есть и всегда будет сердцем (есть сердцем – разве так есть по-московски?) России» (стр. 10).
Далее продолжается: «Уподобляйте другие важные пункты государства каким вам угодно членам организма, – Москва остается сердцем» (та же страница).
Еще продолжается: «Первопрестольная столица всегда отправляла миссии сердца в общественном теле отчизны» (все та же страница).
Далее продолжается: «В Москве, как в сердце, сосредоточиваются все существенные биения национальной жизни, все самые горячие приметы народного характера, самые резкие признаки (в сердце-то?) русского типа» (опять та же страница).
И еще продолжается: «Да, еще раз, – она есть сердце (на этот раз уж не сердцем) «России» (и все-таки та же страница, – все десятая).
Неужели и теперь еще не узнаете?{5} Нет, не может быть!.. О милое предисловие! Кто же не узнает в тебе незабвенного «Москвитянина» по этой любви к родине (то есть к Москве), по этому неуменью говорить по-русски, по этой наклонности к повторению одной и той же мысли в десяти разных фразах! Так это ты – пристальный чтитель летописи, предопределенный наблюдатель народной жизни! Только тебе мог достаться изумительный удел: «Дышать тем, что вырастает внутри тебя»! Кто, кроме тебя, может дышать такими прелестями? Все люди дышат воздухом, внешним воздухом; ты только можешь дышать «убеждениями, выростающими в тебе самом». Бедный! Я не завидую твоим легким, твоему обонянию и всему твоему уделу. Особенно когда вспомню о пресловутых заложениях, которые в тебе образовались, как ты уверял несколько лет тому назад{6}.
Но, вспомнивши о заложениях, я уже не могу оторваться от милых воспоминаний, которые оставил в моем сердце незабвенный «Москвитянин» пятидесятых годов. Я доселе живо себе представляю те тощие книжки, в которых отличались старая редакция и молодая редакция. Старую представлял г. Погодин и отчасти г. Шевырев, молодую – гг. Б. Н. Алмазов, Е. Н. Эдельсон, С. П. Колошин и т. п. Я как теперь вижу пред собою рьяные статейки молодой редакции; старая редакция обыкновенно к первой странице их помещала примечание, гласившее, что молодая редакция городит чепуху; молодая же редакция вознаграждала себя тем, что в продолжение статьи старалась доказать, что старая редакция ничего не смыслит… Умилительно было видеть такое полное беспристрастие, и всякий читатель невольно наполнялся доверием к добросовестности обеих редакций. Как хороши после этого казались и объявления г. Погодина о том, что он в своих критических статьях все не может удержаться от старой профессорской привычки: означать достоинство сочинения числом баллов, как делал со студентами;
