В ту ночь, когда луна готовилась полностью выйти из тени, у Варвары с Оксаной все уже было готово. Женщины расположились на диване в одной из комнат Вариной квартиры, где одно из зеркал было встроено в шкаф-купе, напротив которого они установили напольное зеркало в человеческий рост, создав из бесконечных отражений зеркальный коридор. Максим участвовать в обряде не стал, хотя Оксана надеялась на его поддержку. Но он пожертвовал свою кровь для ритуала, закапав ею футболку, кнотен и фото. Одна алая капля расплылась по красивому лицу инкуба, отчего оно стало похожим на дьявольское.
Обернув синей тканью плетение и фотографию и положив их в небольшой таз, бывшая и настоящая ведьмы сидели в ожидании полной луны. Варю колотило в ознобе, у нее стучали зубы, и к горлу подкатывала тошнота. Оксана лишь слегка волновалась и почти равнодушно переводила взгляд то на часы, то на бьющуюся от ветра занавеску: окно было открыто настежь, чтобы не задымить комнату.
По всему полу Оксана расставила множество свечей. Все они тихонько потрескивали, наполняя комнату уютом, слабым запахом дыма и таинственными тенями, танцующими по стенам. Пламя свечей тоже исполняло импровизированные танцы, повинуясь ветру, врывавшемуся из окна. Варя вдруг вспомнила сущности, которые привиделись ей когда-то давно в клинике. Тогда безобразные серые силуэты вылезали из падающей на пол тени от оконной рамы. Но она была совсем сумасшедшей, и кроме нее никто эти тени не видел. А сейчас рядом была спокойная Оксана, и ее не пугали зыбкие колышущиеся фантомы на стенах.
Оксана брату доверяла безоговорочно и была уверена, что у них все получится, по крайней мере, то, чему по книге научил ее Макс. Но Варвара умоляла ее запереть инкуба в квартире, чтобы он не мог покинуть ее пределы. Максим об этом не упоминал, но Оксана не видела здесь ничего особенного, ведь этого инкуба вызывали специально для Вари. Она получила пятьдесят процентов предоплаты за свою работу и хотела поскорее закончить дела с этой женщиной, помешанной на несуществующем мужчине, забрать остаток и свалить куда-нибудь на море.
В назначенный час она подожгла вещи в тазу и стала зачитывать латинские слова, которые переписал для нее Макс. После трижды произнесенного заклинания, сути которого никто из них не понял, женщины уставились на тлеющие в полумраке остатки вещей Антона. По черным складкам сожженной ткани прыскали тонкие оранжевые змейки. Такие же змейки, уменьшаясь в размерах, мелькали внутри зеркал по бесконечным сужающимся коридорам. Варвара задумчиво и печально наблюдала, как превращается в черные угли то, что было единственным напоминанием об Антоне. Что, если не выйдет? Она уже не сможет взять в руки вещь, которая хранила когда-то запах и тепло его тела, не будет больше перебирать последние завязанные узлы на кнотене, думая о том, что их касались его пальцы. Ей удалось до начала обряда переснять старое фото на свой телефон, только фотография уже была закапана кровью, и лицо Антона здесь было скорее ужасающим, чем красивым.
Тем временем что-то начало твориться с зеркалами. Их поверхность помутнела, затем стекло заколебалось, будто расплавляясь. В центре обоих зеркал заклубился темный дым, а зеркальная поверхность вдруг стала совсем жидкой и потекла вниз, заливая истоптанный паркет. В этой жиже цвета ртути продолжали отражаться искорки тлеющей материи. У Вари закружилась голова: то ли от дыма, который, несмотря на распахнутое окно, наполнял комнату, то ли от мерцания огней в отражениях, что будто перемигивались между собой оранжевыми глазами. Наконец у осоловевшей Варвары закатились глаза, и она потеряла сознание, грузно съехав всем корпусом на мягкий подлокотник.
Оксана же, качаясь взад-вперед в каком-то оцепенении, с восторгом и изумлением увидела, как из расплавленного стекла и дыма между зеркалами вдруг соткалась прозрачная фигура, сначала почти бесформенная, затем постепенно принимая очертания. Она росла и ширилась, и вот стало видно голову, широкие плечи, торс и бедра, стройные ноги и крепкие, в меру мускулистые руки. И лицо, очень красивое мужское лицо с бездонными синими глазами, которые на удивление ясно были видны в темноте. Свечи снизу едва освещали почти черные, чуть волнистые волосы, идеальный овал лица, небольшой твердый рот с чуть выступающей нижней губой, прямой нос. Ведьма пялилась круглыми глазами на это создание, раскрыв рот, не в силах поверить, что это происходит наяву. Кому же продал душу ее брат, что может творить такие вещи? Женщина понимала, что она в этом обряде – лишь посредник и чернорабочий, которому остается лишь расставить по местам нужные предметы и правильно произнести слова, чтобы доделать начатое ее братом.
Мужчина, стоявший между зеркалами, которые больше не вытекали на пол и не дымились, а выглядели как обычные зеркала, был обнажен и стоял прямо, не шевелясь и не делая попыток сдвинуться с места или заговорить. Синие глаза, смотрящие сквозь Оксану, уводили куда-то далеко из реальности, и женщина неожиданно почувствовала страстное желание подойти ближе, прильнуть к этому образцу совершенства каждой клеточкой своего тела, раствориться в нем, принять его в себя. Она уже привстала, бездумно следуя какому-то инстинкту, когда ее вернул к реальности стон очнувшейся Варвары. Та приподнялась и села прямо, морщась, потерла лицо и вдруг остолбенела, увидев, на кого во все глаза смотрела ведьма.
– Боже мой! Это он! – выдохнула Варя, и из блестящих темных глаз полились слезы. В горле перехватывало, дышать было трудно. У них получилось! Она спасла Антона, она его вытащила! Разве сможет он не ответить благодарностью на ее старания? Неужели не отплатит любовью за то, что вызволила его с той стороны?
Антон продолжал молча стоять на месте и смотреть сквозь женщин невидящим взором. Варя с трудом поднялась, – ноги были ватные, – чтобы подойти к нему, но вдруг вспомнила.
– Ты заперла его? Заперла?! – она схватила Оксану за руку, впившись длинными красными ногтями в ее кожу, и та, словно вернувшись из забытья, оглянулась по сторонам и всплеснула руками.
– Ох, нет, нет еще. Но он же тут! Я сейчас.
– Скорее, – поторопила Варвара, которую вдруг захлестнула волна ужаса, что инкуб пока свободен.
Собрав волю в кулак и отогнав морок и остатки вожделения, которые неутоленной болью слились в низ живота, Оксана принялась кружить вокруг нагого мужчины, низким монотонным голосом приговаривая:
– Шагнешь за порог – останешься без ног. Откроешь дверцу – лишишься сердца. Шагнешь за порог – останешься без ног. Откроешь дверцу – лишишься сердца.
Варя затуманенным взглядом наблюдала за Оксаной, беззвучно шевеля губами и непроизвольно повторяя за ней слова.
