Басти Родригез-Иньюригарро - В эфире Шорох. Стихи … – 2024

В эфире Шорох. Стихи … – 2024
Название: В эфире Шорох. Стихи … – 2024
Автор:
Жанр: Стихи и поэзия
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "В эфире Шорох. Стихи … – 2024"

Мной рассказано. Боже, наверное, это правда.Почему-то всплывают фоном Мадрид и Прадо.Что я помню оттуда? Всплывают чернуха Гойии твоя лихорадка, избыточный цвет магнолийс муравьями и липким соком на грани гнили,отдающий барокко или соседним стилем,по причине асимметрии. Акцент на лёгкостьраспадения духа с телом. Но я отвлёкся.

Бесплатно читать онлайн В эфире Шорох. Стихи … – 2024


Дизайнер обложки Кристина Лавринайтис

Иллюстратор Кристина Лавринайтис


© Басти Родригез-Иньюригарро, 2024

© Кристина Лавринайтис, дизайн обложки, 2024

© Кристина Лавринайтис, иллюстрации, 2024


ISBN 978-5-0062-9585-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПЕШКОМ ПО МАРШРУТАМ ТРАМВАЕВ СТАРОГО ГОРОДА

забудь

Ты знаешь, как гаснут свечи
в желании стать луной,
когда горизонт расцвечен
ветрами земли иной?
Как в море ныряют клиффы,
когда опустевший дом
становится частью мифа
и сна о себе самом?
Когда вышибаешь двери,
партер не смеши, молчи,
о том, что в придачу к вере
успел потерять ключи.
Боярышник в каплях ягод
шипами не спрячет лаз,
болотные тени лягут
вокруг беспокойных глаз.
Мне нынче и мост сожжённый
надёжен, высок и нов.
Забудь обо мне, рождённом
под звёздами ржавых снов.

кроме сказок про чёрный лес

В битом зеркале и во сне
искажение – не порок.
Лабиринтами, внутрь извне —
я не знаю других дорог.
Искривляются, трепеща,
уголки ежевичных губ;
если рёбра в узлах плюща —
чаща корни пустила вглубь.
Вздрогнул стеблем болиголов:
ведьмин всхлип или вёсел плеск?
По бетонности городов
разбредается чёрный лес.
Право ночи – смягчать углы.
Топкий берег и шаткий мост;
над озёрами зыбкой мглы
рассыпается сахар звёзд.
Перекинуться в грай и смоль,
в центре радужки – чёрный кварц:
если зреет в лопатках боль —
я не знаю других лекарств.
Под крылом горячо саднит
желторотой луны надрез.
Я не знаю других молитв,
кроме сказок про чёрный лес.

на самой высокой башне

Смехом звенишь: «Не страшно»,
взгляд опустить не смея.
На самой высокой башне
ветер всегда сильнее.
Шорох песков бесплодных
служит изнанкой рая.
Колдунья не смотрит в воду,
но непреложно знает.
Озеро льдом накрыла —
звон пробивает толщу,
но друг мой – пока бескрылый —
знает гораздо больше.
Что потерял – вернётся
лет через десять-двадцать.
На самой высокой ноте
лопнет нужда скрываться.
Блёклость пустынь напьётся
кровью лозы незрелой.
До башни, наверх, под солнце
не долетают стрелы.

post factum

Так славно – растеряться по пути
и не идти ни через лес, ни лесом,
не убивать приятное полезным
и не искать, но всё-таки найти;
измерить возраст тысячами лет,
но не копить ни золото, ни опыт,
пролезть в канон апокрифами, чтобы
остался гул над морем, но не след
в чужой земле. Post factum всё одно:
прошло насквозь, задело за живое…
Под солнцем в полдень камни пахли хвоей,
закат в канавы сцеживал вино.
Ночь мягко стелет илистое дно
знаменьем обретённого покоя.

грифельно-серый

Время и небо в конце декабря
кажутся сферой.
Дом твой кирпичный с изнанки не зря
грифельно-серый.
Позднее утро открыло глаза,
чтобы заплакать.
Ну и на чём мне прикажете за
солнцем, на запад?
Остро проклюнулись из-под манжет
чёрные перья —
вот тебе «самый рождественский» цвет.
Полно, теперь ли?
Полночь и снег. Из стакана вино
шепчет – за дверью
есть чудеса милосердия, но
я в них не верю.
Пара глотков, и на память придут —
вдруг, без причины —
блики на стойке в аэропорту.
Рим, Фьюмиччино.
Ночь не иссякнет, но круг завершит
двадцать второго.
Делать из сумрака саван и щит —
это не ново.
Сказки про стрелы и всё, что потом,
с детства знакомы.
Ты заштрихуешь карандашом
место излома?
Дай мне тетрадь, где в бумажной траве
пляшут химеры.
Самый рождественский в мире цвет —
грифельно-серый.

пешком по маршрутам

Вверяя огню минуты
до наступления холода,
солги, что не ищешь повода
для страшной душевной смуты.
Я шлялся пешком по маршрутам
трамваев старого города.
Я думал: «Поедем в Калькутту,
пока мы еще так молоды».
Наш город – скрытый, запутанный,
что кормится только нами,
исчерчен моими маршрутами,
исчерпан твоими снами.
К нему любопытно тянутся
трамваи стальными мордами —
он тлеет во мгле под тяжестью
асфальта чужого города,
дрожит в пузырях игристого
и жаждет иного топлива:
фасадов, калиток, пристаней
в зеленом вине растопленных.
Край неба алеет исподволь
за крышами-волнорезами,
и дремлют трамваи, высунув
свои языки железные.
Качнутся их штанги чуткие,
и фары устроят проводы,
когда мы уйдём маршрутом,
подсказанным старым городом.

Кальяри

I
Нетерпеливым в раю не место
меж виноградников и вендетт:
стучишься в церковь – замóк, сиеста,
открыта дверь – ты едва одет.
Ты вроде дома, но заграницей:
билеты, чартер, такси, отель.
От Vermentino в глазах двоится?
В знакомом слове – избыток «эль».
Вот так и бродишь полдня, не узнан,
от катакомбы до кутежа,
и слышишь: «Эти, видать, французы —
уж очень бледные для южан».
На утро море, признав, целует,
слюной солёной стирая грим,
но Barcellona – одна из улиц,
а Víа Roma ведёт не в Рим.
Когда остывшая и рябая
кайма песка ускользает в ночь,
диджей незримый, шутя, врубает
в кафе прибрежном Take me to church.
II
Хочешь клубок реалий
перемотать? Изволь:
розовый снег Кальяри —
это всего лишь соль,
мирто и лимончелло —
вот тебе ночь и день.
Что там опять заело?
Стрелы и каравеллы,
прелесть дурных идей,
с вечера штиль – к беде,
чем же теперь наполнить
и паруса, и грудь?
Улица Barcellona.
Я не могу уснуть.
Завтра (уже сегодня) —
вторник, среда, четверг? —
поиск любви Господней
в тысячах лестниц вверх,
в том, что опять некстати
жгуче саднит рука,
в солнце и циферблате,
сорванном с ремешка.
В сумерках, вниз по склону
лёгок обратный путь
на улицу Barcellona,
где я не могу уснуть.

бусины страшных сказок

dedicado a la Sra. Madre Superiora

колдунья

С утра мутит и тянет к чудесам.
Рифмуется в ускоренном режиме —
инерция, течение. Я сам
готов взлететь на воздух при нажиме.
А что за место? Вифлеем, Бедлам?
В груди до боли сжатая пружина.
Пока я режу город пополам,
колдунья заговаривает джина.
Ей век за день – простейший алгоритм,
а я уже двухмерен, и бесцветен,
и невесом, и я ложусь на ритм,
как парус, крылья и слова – на ветер.

бусины страшных сказок

У придорожной лужи
шёпот: отпей, поверь —
не между строк, а глубже
карта чужих потерь.
Сумрак ветвист и вязок:
не было, и возник,
бусины страшных сказок
горечью под язык.
Щуришься близоруко:
слышал – понять не смог,
в каждой не гласной букве
скважина и замок,
кромка ворот резная,
через неё не лезь.
Древняя боль не знает
грани меж там и здесь.

стрекозёл

Он не в себе, так что, прости,
лучше зайти потом,
не знаю, когда.
Лет через сто. Что за беда
ждать? Можешь пока
замуж сходить, дело открыть,
чтоб округлить счёт и бока,
думая: «Он, наверняка,
так одинок. Короток срок
лета, и он скоро поймёт:
счастье – лишь сон. Дёготь, не мёд,
морщусь, но пью, он – стрекоза,
что муравью режет глаза,
не признаёт: осень – пора
и умолять, и умирать.
Пела, зараза, ну а теперь —
пляшет».
Жизнь – это сон, что за беда
ждать?
Можешь взрослеть, можешь ворчать,
и, на досуге, думая: «Он…»,
тихо сыграть
в ящик.

водяная пыль

Его дорога уткнулась в лес.
Не ждал ни ужасов, ни чудес,
хоть меж деревьями нет тропы,
где на коре водяная пыль,
на ветках – гроздья сырых миров,
один сорвётся – отравит ров.
Свивая кольца, спешить куда?

С этой книгой читают
Рассказ о рюкзаках, лезвиях и бумерангах, подарках и сделках, потере, поиске и обретении. О том, что за спиной – всякое, но это не повод не оборачиваться.
Не в меру романтичная короткометражка. Прикидывается рассказом про любовь, являясь улыбкой про относительность «было» и «не было».«Сеть переулков, планомерно взбирающихся по склонам, табличка с названием улицы – синяя с золотом, массивные двери, гулкий подъезд, винтовая лестница, кованные перила… Господи, что же он ей скажет?»
Сжатый роман о петлях – временных и прочих, любви, бегстве, смерти, бессмертии и акульих зубах, перемалывающих фонарное стекло. И не только фонарное стекло. Книга содержит нецензурную брань.
Скоростная новелла об особых свойствах ночного метро, рекламных плакатов, баллончиков с краской и поездов дальнего следования.
В этой книге собраны стихи замечательного поэта-лирика, поэта-прозаика, он пишет и о любви, и о природе, о стихах, много стихов религиозной лирикой, гражданской лирикой, о поэтах-шестидесятниках, таких, как А. А. Вознесенский, Р. И. Рождественский, Б. А. Ахмадулина, Е. А. Евтушенко, В. С. Высоцкий, наш классик С. А. Есенин, В. В. Маяковский, а также философская лирика. С. Н. Поздняков начал писать стихи ещё в XX веке, в конце, а продолжает писать
Этот цикл возвращает в поэзию знаменитый образ. Искусство, как смысл существования. Искусство, как высшее предназначение творца. Поэзия – сама башня. Поэт – ее заключенный. Искусство ради искусства. Молодой поэт оценивает творчество его предшественников, современников, собственное творчество. Однако центральный и важнейший для автора образ – слово. Великое, вечное. Рассуждениям о нем, о его судьбе и назначении и посвящен этот цикл.
Сборник стихотворений, объединённых одной тематикой, которую можно отнести к философской лирике.
В сборник вошло более 150 произведений, созданных в период с 2010 по 2018 годы. Любовь и расставание, полет и падение, жизнь и смерть, развитие и увядание – нашли свое отражение в творчестве поэта. Вы готовы?
Новая книга автора бестселлера «Осколки детских травм» расскажет о революционном научном открытии, которое навсегда изменит подход к лечению болезни Альцгеймера, депрессии и других нарушений в работе мозга.Долгое время считалось, что роль микроглии – крошечной клетки мозга – второстепенна. Но недавние исследования доказали, что она поддерживает хрупкий баланс физического и душевного здоровья, а под воздействием стрессов, различных травм и вирусов
Это мир, где все в руках у надменных Дневных и Ночных Властителей – долгоживущих эльфов.Джек Пойнтер, по прозвищу Собачий Глаз, ветеран войны, по рождению – простой смертный, a по статусу – эльфийский Ночной Властитель, даже не надеется, что проведет остаток дней своих в любви и покое…Думаешь, оставил все беды в прошлом, спрятал их в болотах и джунглях далеко и надолго? У судьбы свое мнение на этот счет, а отвечать на ее вызов придется в пещерах
Длительное одиночество может привести к ментальной нестабильности, повышению риска возникновения смертельных заболеваний, снижению иммунитета и развитию суицидальных наклонностей.Одиночество связано с увеличением вероятности развития пагубных зависимостей, таких как алкоголизм, наркомания и игромания.Одиночество вредно для физического и эмоционального здоровья человека, однако в небольших количествах и в редкие периоды времени оно может быть поле
Японский зодиак состоит из пяти элементов: огонь, земля, вода, дерево и металл. Каждый элемент соответствует определённому характеру и поведению человека. Совместимость между знаками зависит от их элемента и положения в цикле. Огонь и земля. Эти элементы считаются наиболее совместимыми, так как они уравновешивают друг друга. Люди, рождённые под знаком огня (Овен, Лев, Стрелец), обычно энергичны, решительны и целеустремлённы. Они хорошо сочетаются