Момент перехода можно сравнить с ощущением, когда засыпаешь. Разверзается невидимая бездна, но полет длится лишь краткий миг, и вот ты лежишь в постели, сердце колотится как бешеное. Ты не понимаешь, что случилось, а рептильная часть мозга смеется из глубины эволюционной пропасти. Ненавижу это.
Состав замедлялся в длинном замкнутом на себя тоннеле. Десяток вагонов, семь метров диаметром и двадцать пять длиной каждый, медленно двигался к станции. Я поднялся из кресла в пассажирском сегменте, вытащил из-под сиденья тощую дорожную сумку. Вещей в ней минимум: смена белья, пара рубашек, брюки, запасная обойма и две коробки с патронами к полицейской беретте.
Кроме меня в вагоне оказались только двое мужчин в форме служащих газовой компании и женщина в простом дорожном костюме. Брюнетка почти одного со мной роста, костюм был ей слегка маловат, но обтягивал в точно рассчитанных местах. Она поднялась из кресла, над плечом тут же взлетела миниатюрная камера. По таким легко опознать туристов: слишком дешевая для профессионала, слишком дорогая для личного пользования. Объектив сосредоточился на ее лице, слишком ярко и вызывающе накрашенном, а когда повернулся в мою сторону, я привычно закрылся рукой.
Я вышел на перрон, когда мои случайные попутчики уже скрылись в переходе. Магнитные подошвы звонко стучали по металлу пола: притяжения на станции не было. Эхо разносилось по просторному безлюдному залу. Длинная капсула вагона была видна только до середины, нижняя часть скрывалась этажом ниже, где расположились выходы для персонала из числа морфов. Я впервые оказался на Кольце возле Большого Ю, и теперь с интересом осматривался, но смотреть-то было и не на что. Для людей-норм здесь отвели по-настоящему просторные помещения, и такой гигантомании существовало простое объяснение.
Давно, лет сорок назад, еще при закладке Кольца у Марса, все ожидали начала широкой экспансии. Романтика новых миров, пионеры пространства, вот это вот все. В итоге если здесь и работают люди-норм, то по краткосрочному контракту и только необходимый минимум. Основная часть колонистов – морфы, люди-плюс, заточенные под тяжелые условия. Так что сувенирные лавки, кафе и два ресторана для привередливых туристов были закрыты. Темные витрины покрывал многолетний слой пыли. Для той пары-тройки нормальных людей, что попадали сюда по работе, больше подошли бы нижние залы, слишком тесные для измененных, но никто не собирался меняться с ними.
Челнок до Большого Ю уже отстыковался, унося на борту техников и туристку. Я специально задержался и дождался следующего, иначе пришлось бы что-то решать с проклятой камерой. Когда за иллюминатором пустого челнока показалось Кольцо, я уже знал, что увижу, но все равно не смог отвести взгляда от гигантского тора, зависшего в ста тысячах километров над границей атмосферы Юпитера. Тоннель для прокола пространства для экономии пространства был скручен в кольцо. Генераторы поля проталкивали состав, разогнанный до восьми километров в секунду, через подпространство. Несущаяся с бешеной скоростью составная стрела исчезала в одном Кольце и возникала в другом, почти без потери времени. На черной обшивке выделялись кубические наросты фабрик, на которых разбирались на пыль и металлы выловленные из пояса астероидов камни. Реакторы в перерывах между редкими перемещениями накачивали энергией тысячи двигателей стабилизации, антирадиационные щиты, питали эти фабрики. Снаружи всего этого заметно не было.
Челнок развернулся в полете, и в поле моего зрения вплыл Юпитер. Я хотел своими глазами увидеть знаменитое Красное пятно, но сейчас оно находилось по ту сторону гиганта, так что пришлось довольствоваться малыми белыми ураганами. С такого расстояния атмосфера Большого Ю занимала все видимое пространство. Бежевые, серые, коричневые струи перетекали под слоистыми многоярусными облаками.
Челнок, идущий с постоянным ускорением, преодолел треть пути до планеты, когда радары вывели на внутренний экран и увеличили тусклую искорку: от Кольца отправился челнок для морфов. Он был много больше обычного, но со слабыми двигателями и экранированием. По работе на Марсе я знал, что такие даже среди морфов зовутся скотовозами.
Станция, на которой расположился таможенный пункт, плыла в самых верхних слоях атмосферы, над облаками из аммиачного льда, даже выше углеводородного тумана, почти в полном вакууме. Это была скорее низкая орбита, станция двигалась по ней с огромной скоростью, широкая и плоская, поддерживая высоту работой двигателей, и время от времени отскакивала от атмосферы, как пущенный под острым углом камень от воды. Челнок нагнал ее, пристыковался к одному из множества шлюзов, такого же наследия экспансистского оптимизма, как и зал прибытия на Кольце. Я вышел, миновал короткий переход к основному коридору, идущему вокруг станции. Радиальные линии вели в центральный зал досмотра и отправления.
Сперва я услышал далекий шум, и только потом, выйдя из-за поворота, увидел его источник. Двое из газовой компании уже прошли упрощенный контроль, но оставались в зале, с интересом глядя на представление. Туристка, в вещах которой нашли что-то с ограничением на ввоз, на камеру заламывала руки, пронзительно вещая о правах людей-норм и о том, куда и как она будет жаловаться. Перед ней в рабочем кресле высилась женщина-морф. Даже сидя, она была на голову выше туристки. Перед моими глазами в виртуальном поле пробежали строки характеристики ее модификаций. Высокий череп, в котором размещались биологические сенсоры магнитных полей, радиации, интегрированные металлодетекторы и газоанализаторы, блестел под лампами полного спектра. Женщина склонила голову, длинные пальцы пробежали по виртуальной клавиатуре, она продолжала монотонно повторять скучным голосом:
– Согласно параграфа три, к провозу на станции Юпитера запрещено оборудование, пригодное для негласного сбора информации, как то: носимые, нейроуправляемые или камеры с ограниченным искусственным интеллектом, сетевые интеграторы, анти-генераторы помех…
– Ты, кажется, не понимаешь меня, тварь! – тонко взвизгнула туристка, косясь на парящую рядом камеру. – Ты не знаешь, кто я! Я вас всех тут кормлю! Если бы не моя компания, вы бы…
– Согласно параграфа три, к провозу…
Женщины-плюс не были чем-то необычным в колониях, но работали обычно в пустоте и радиационных поясах, ремонтируя или утилизируя технику. Вот такая форма, с длинными конечностями, с гнущимися в обе стороны суставами, как раз была для них стандартной. Я сверился с продолжающей висеть в полупрозрачном окне перед глазами справочной информацией. Если верить данным, на таможне всегда работал персонал-норм. Только когда морф откатилась от стойки, и оказалось, что она пристегнута к механическому креслу, а ниже колен у нее лишь пустые брючины, я понял, почему она работает здесь. Скорее всего, до конца контракта ей осталось не так уж много, прерывать его и терять деньги нет смысла. А с таким комплектом улучшений здесь она эффективнее обычного человека.
