…И явилось на небе великое знамение, жена… она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения. И родила она младенца мужеского пола, которому надлежало пасти все народы жезлом железным.
Откровение Иоанна
По армянскому летосчислению в трехсотом2 и от Рождества Христова в 851 году зима в провинции Тарой3 выдалась необычайно суровая. Снег покрыл белой пеленой равнину, а гора Сасун выглядела грозным чудищем из льда и снега.
Кто мог подумать, что на такой высоте и в такой мороз можно было жить и дышать?
Внизу, в долине, в городе Муш4, царили смерть и молчание, но склоны Тавра были полны жизни и движения. Буран неистовствовал и кружил в воздухе хлопья снега, а люди все поднимались, ползли, скользили на лыжах вверх и вниз. В такую погоду в этих снегах могли передвигаться только горцы, зимой и летом не снимающие домотканной шерстяной одежды и обуви из козьей шкуры. Сеяли они ячмень и просо, потому что на такой высоте среди камней могли произрастать только эти злаки.
Поселения горцев были так далеки друг от друга, что они зачастую не понимали языка соседей и объяснялись через переводчика, несмотря на то, что и те, и другие были армянами.
На этих горных высотах народ не расставался никогда с копьем, единственным оружием против диких зверей и врагов; им защищал своих князей, сидящих в Муше, которым он безропотно подчинялся.
Но что же было причиной такого движения в буран и стужу на горе Хут? Уже темнело, а сасунцы продолжали идти к северному склону горы. Там, перед церковью, стоял отряд молодых людей, не спускающих грустных взглядов с долины. У многих на глазах сверкали слезы. Они плакали не от холода. Они пришли с долины, эти юноши, и приютились пока на склоне горы, освобожденной от врагов. Некоторые из них были вооружены.
В это время из церкви вышли два священника, и один из них зычным голосом обратился к горцам:
– Братцы! Разожгите скорей огонь в комнате для гостей, принесите им еды. Они из долины, не привычны к нашим холодам; мы придем следом за вами.
Другой священник молча посмотрел в сторону долины, которая терялась в тучах снега, и обратился к пришельцам, грустно смотревшим на него.
– Велик бог и заступничество Просветителя5, о братья! – сказал он. – Не отчаивайтесь, сегодняшний победитель завтра может стать пленником. Во всем виновны наши князья, которые верят словам и клятвам неверных и, как глупцы, бросаются в их когти, предавая народ этим нечестивцам. Но бог велик, и вы не унывайте.
Это было довольно просторное помещение, наполовину врытое в землю, с одной только дверью и с очагом в углу, где уже трещало несколько больших корневищ, распространяя вокруг живительное тепло.
Гостеприимные и хлебосольные сасунцы поставили перед своими братьями из долины все, что имели – хлеб из ячменя и проса, горячий танапур6, высохший и соленый сыр и горный мед. Они сами брали по ломтю и, подбадривая гостей, угощали их.
– Кто знает, о братья, – говорили они, – возможно, уже завтра вам придется сражаться, и силы будут вам нужны. Кушайте, братья, и считайте, что вы в родном доме.
– Да, – горько засмеялся один из пришельцев. – Сейчас кров наш – открытое небо, а семьи наши, если они живы, кто знает в какой части Аравии!..
– Если только они живы… – повторило несколько человек, вытирая кулаком глаза. Иные обильно поливали хлеб солеными слезами.
И вот настала минута, когда никто больше не мог проглотить куска хлеба. Тогда встал местный священник, прочел благодарственную молитву, перекрестился и посмотрел в темноту трапезной, туда, где сверкало множество копий. Народу собралось так много, что пар от дыхания стоял облаком.
– Братья поселяне, подойдите ближе, – начал священник. – Что вы прячетесь в темноте? Настал день когда Святой Карапет7, Тарон, нахарары, князья, священнослужители и народ наш, преисполненные великой надежды, смотрят на гору Сасун. Вот вам кондак8 из великого монастыря, – он поднял руку и показал собравшимся пергаментный свиток, опечатанный множеством печатей. – Если я прочту его, то вы все равно не поймете, но содержание его всем нам знакомо. Это старая история. Более ста лет уже, как проклятые арабы вторглись в наши раввины и истребляют наш народ. Если бы не благословение Святого Карапета и заступничество Просветителя, в наших равнинах не осталось бы ни одного христианина, имя армян стерлось бы с лица Таронской земли. Но велика сила Христова, и если сегодня арабы вторгаются в наши земли, истребляют и уводят в плен армян, то назавтра армяне сходят с гор, истребляют их и берут обратно наши ущелья. Никто из них не спасается. Но что толку? Этот проклятый народ через некоторое время снова идет на нас с еще большей яростью. А армянин должен терпеть это насилие до тех пор, пока не перельется чаша терпения. Тогда уже, не в силах вынести этого, он из хилого ягненка превращается в льва. Горы и долы вопиют, армяне поднимаются, даже мертвые словно воскресают, и равнины наши покрываются трупами неверных. Уже полтораста лет мы играем в эту игру. Им не надоело брать нас в плен и истреблять, а нам – убивать и уничтожать их. Но воля божья сбудется, Святой Карапет проявит свою мощь и придаст нам сил, дабы навсегда истребить этих нечестивцев. Вы знаете, братья и дети мои, что наш князь Багарат ездил к этому неверному арабу, который называл себя нашим другом, клялся своим пророком и своей верой, что не нанесет ему вреда. И знаете, что произошло? Он изменил своей клятве, ибо пророк его был лживым, а вера – безбожием. Багарата, его семью, детей – всех он заковал в цепи и отправил в Аравию, а сам остался в Муше и греет сейчас свои дряхлые кости в княжеском дворце князя Багарата, понося ежечасно нашу веру. И это все на виду у Святого Карапета. Бог этого не простит, не оставит без возмездия. Доколе же нам спать? Сасунцы никогда не боялись холода и не им сейчас отчаиваться. Если солнечные лучи придают силы нечестивым арабам, то холод должен бодрить и придавать силы армянам. Подумайте же, братья-поселяне, что нам надо делать, и решайтесь, ибо время не терпит, Святой Карапет в опасности!
По окончании проповеди священника глухой ропот поднялся в землянке. Каждый говорил с соседом, но никто не повышал голоса. Казалось ни у кого не хватало смелости говорить об этом прямо.
Наконец какой-то юноша воскликнул:
– Почему все только шепчутся и никто не заговорит громко? Где брат Овнан? Почему же он молчит? Каково его мнение? Если и ему нечего сказать, то нам здесь делать нечего. Разойдемся тогда по своим домам.
– Ты бы, парень, помолчал, – пригрозил ему какой-то старик. – Тебя только тут не хватало!
– Брат Мыкир, не сердись, парень прав.
