Было часа два дня. Надежда Ларионовна, пухленькая блондинка лет двадцати пяти, фигурирующая в кафешантанном театрике «Увеселительный зал» исполнительницей куплетов, только еще восстала от сна и, сидя у себя в спальне на диване поджавши ножки, пила свой утренний кофе, когда к ней влетел розовый безбородый купеческий юноша Костя Бережков.
– Ну, так я и знала, что это вы! – с неудовольствием проговорила блондинка, надула губки и отодвинулась. – Не понимаю, зачем вы ко мне ходите!
Костя Бережков хотя и смутился, но сделал к ней несколько шагов и, протянув руку, проговорил:
– Здравствуй!
Блондинка спрятала руки в голубой фланелевый пеньюарчик и отвечала:
– И здороваться с вами не хочу. Прошу вас даже со мной и при встрече не кланяться.
– Да что это такое? Что такое случилось? – недоумевал Бережков.
– Ровно ничего, но я не желаю иметь с вами никаких делов. Я уже сказала вам об этом – вы и должны знать.
Стало быть, и ходить сюда незачем, также и кланяться незачем, потому, через это самое только ревность от посторонних личностев, а вам все равно от меня больше ничего не очистится. Поэтому поклон да и вон.
– Каких посторонних личностев?
– Да мало ли есть посторонних личностев, которые в меня влюбившись и ухаживают! Они могут по своим капиталам мое счастие составить, а вы торчите и мешаете, потому через что – ревность.
– Голубушка, Наденька, да ведь я тебя по-прежнему люблю.
– Что мне толку, что вы меня только любите! Из одной вашей любви шубу не сошьешь. Не рассаживайтесь, не рассаживайтесь, пожалуйста… Вовсе я этого не желаю. Ко мне сейчас один богатый полковник придет, который хочет даже пару лошадей для меня у извозчика нанять, чтобы мне зимой в парных санках, а летом – в коляске… И папироску, пожалуйста, не закуривайте! – воскликнула блондинка. – Можете уйти и на улице закурить. Тетенька! Да что ж это такое! Выгоните его вон! – обратилась она к суетившейся около кофейного прибора тощей пожилой женщине в чепце и темном грязном шерстяном платье.
Та оставила кофейник и приблизилась к Бережкову:
– Ежели вас, Константин Павлыч, дама просит уйти, то, мне кажется, вы, как учтивый кавалер, из одной деликатности чувств должны уйти.
– Странно… – пробормотал молодой человек, переминаясь с ноги на ногу. – Все ходил, ходил, такая между нами, можно сказать, нерукотворенная любовь была, и вдруг уйти. – Была, да сплыла… – сухо сказала блондинка, отвернулась и закурила папироску.
– Позволь, Надюша… Да нешто я какую новую даму на стороне завел?..
– А хоть бы и завели? Для меня это теперь решительно наплевать.
– Но ведь я для тебя, кажется, все, что следует… За квартиру твою я плачу. То и дело на разные разности тебе то двадцать пять, то тридцать, то пятьдесят рублей в руки… – А вы думаете, что это уж так много? – иронически улыбнулась блондинка. – По нынешнему времени это – тьфу!
– Но ведь ты же раньше была довольна. По вечерам я с тобой везде бываю… Недавно часы золотые с цепочкой подарил.
– Что такое часы! Что такое «раньше была довольна»!
Раньше была довольна, а теперь недовольна. Раньше я в разных бессловесных ролях только для красоты на сцене показывалась, а теперь я по словесной части роли играю, даже куплеты пою.
– А! Вот как… – процедил сквозь зубы молодой человек.
– А вы думали как! Всякая девушка должна себе цену знать. Мне уж и то подруги все уши прожужжали: и чего ты, дура, с Бережковым путаешься, коли ты давно можешь на паре вороных летать!
– Да ведь я тебя не только на паре, а даже на тройке сколько раз возил.
– Это все не то. А вы наймите-ка у извозчика лошадей помесячно, да пусть они каждый день у меня у подъезда стоят. – Так вот ты чего хочешь!..
– Да, этого самого… И уж нашелся один полковник, который все это предлагает.
– Да, да… – поддакнула тетка. – И не то чтобы какой-нибудь полковник старый, а из себя, можно сказать, настоящий мужчина.
– Кроме того, лисью ротонду, крытую бархатом, дарит, – продолжала блондинка. – А у вас я прошу, прошу себе песцовую ротонду да допроситься не могу. Думаете, приятно мне в бархатном пальте с куньим воротником бегать? Подруги-то смеются. У них у всех ротонды меховые, а я в пальте на свином визге щеголяю.
Молодой человек прошелся взад и вперед по комнате, почесал затылок и сказал:
– Ротонду меховую я тебе подарю, погоди только.
– А когда подарите, тогда и приезжайте. А теперь: вот вам Бог, а вот порог.
– Ах, Надя, Надя! Не ожидал я, что ты такая коварная! Я тебя так люблю, а ты…
– Кабы уж любили, так давно бы ротонду подарили.
– Клянусь тебе, что для тебя я готов…
– Пожалуйста, актера из себя не разыгрывайте!
– Полковник этот такой добрый и обходительный, что даже и мне пальто на беличьем меху обещал подарить… – вставила свое слово тетка.
– Ах, оставьте, пожалуйста, тетенька! Ну, стоит ли с ним разговаривать! – перебила блондинка. – Лучше вы попросите его уходить честь честью…
– Это все-таки ко мне относится? – спросил молодой человек.
– Конечно же, к тебе. Какой ты глупый. А еще говоришь, что в Коммерческом училище учился!
– Но ведь я на ротонду согласен, подожди только…
– Тетенька! Да гоните же его вон! Не желаю я с ним больше разговаривать. Хочет он по-прежнему сюда приходить, так пусть прежде хорошую меховую ротонду пришлет и чтобы у подъезда моего каждый день лошади стояли. Ступайте же…
Молодой человек стоял как ошалелый и не двигался. Минуту спустя он произнес:
– А ежели я это все так, по-твоему, то по-прежнему любить будешь?
– Да, конечно же… – отвечала блондинка и прибавила:
– Только уж я теперь буду строгая и чуть что не потрафите – сейчас по шапке вас… Я была дура, я себе цены не знала, а теперь я очень хорошо понимаю, в каких я смыслах…
– Кроме полковника, есть еще один в нее влюбимшись, – сказала тетка. – Есть еще богатеющий купец с Калашниковской пристани, который ходит да ноет и подруг ейных упрашивает, чтобы о нем хорошее слово замолвили. – И уж полковника тогда побоку, если я все это как следует?.. – спросил блондинку еще раз молодой человек. – Да, конечно же… Я вовсе не такая-эдакая… как все… Я уж люблю, так одного люблю. Я и посейчас бы тебя любила, но должна же я себе цену знать. Всех я лучше… всегда такие аплодисменты на сцене и вдруг… И не диво бы, если бы вы не могли, а то живете вы при дяде, дядя у вас – богатый купец…
– Богатый-то богатый, да денег дает мало. Погоди, вот умрет… Он человек старый, больной… На ладан дышит.
– Поди ты! Сама состаришься, пока твой дядя умрет. А я хочу жить.
– Уверяю тебя, что дядя скоро умрет. Он совсем болен.
Он и по делам никуда не ездит, и в лавки не ходит. Его два доктора лечат.
