Разыскник в широком смысле – это оперативный сотрудник уголовного розыска.
В узком же смысле в криминальной милиции разыскниками называют сыщиков, которые ведут поиски скрывшихся от следствия и суда преступников и пропавших без вести граждан. Они же устанавливают личности неопознанных трупов, ведь ими могут оказаться беглые законоотступники или исчезнувшие люди, которых разыскивает милиция.
Если же появлялось веское основание, что пропавший человек стал жертвой преступления, дело забирали к себе «тяжи» или по-другому «убойный отдел» – самое элитное подразделение уголовного розыска, которое занималось раскрытием убийств и тяжких телесных повреждений со смертельным исходом, где трудились наиболее подготовленные и опытные сотрудники милиции. Если хирурги являются элитой медицины, «тяжи», бесспорно, «хирурги» человеческих судеб. Но это не говорит о том, что разыскники тем и занимались, что запихивали все криминальные пропажи людей «тяжам», умыв тем самым руки и самоустранившись от дальнейшего расследования. Они нередко сами поднимали трупы, ловили убийц, выслеживали маньяков и прочих злодеев, покусившихся на жизнь человека.
Начальство не слишком жаловало разыскников. Милицейскому руководству в первую очередь нужна была раскрываемость преступлений, а показатели в этом направлении делали те же «тяжи», «имущественники» (опера, занимающиеся раскрытием краж), «разбойники» (те, которые борются с разбоями и грабежами), «наркоманы» (тут и так понятно, думаю, объяснение будет излишним), «карманники» (сыщики, озабоченные ловлей карманных воров). В советское время именно сыщики-«карманники», отличающиеся виртуозностью своей работы, являлись самыми привилегированными сотрудниками уголовного розыска, как, впрочем, и сами реальные карманные воры были верхушкой преступного мира, но в постперестроечный период, во времена разгула бандитизма девяностых, и тех и других отодвинули на задворки.
Поэтому кадровое пополнение разыскных подразделений осуществлялось по остаточному принципу, туда направлялись женщины-оперативницы, молодые неопытные сотрудники или же перезревшие старики. По сути, для молодых оперов разыскное подразделение являлось трамплином для дальнейшего продвижения по иерархической лестнице уголовного розыска. Если сыщик начинал раскрывать убийства с сокрытием трупов, руководство «замечало» молодого сотрудника и выдвигало в первую очередь к «тяжам». Женщины оставались в подразделениях надолго, поскольку раскрытие убийств под силу не каждой представительнице прекрасного пола, хотя были исключения из правил, когда на милицейском небосклоне появлялись яркие представительницы этой трудной профессии. Старики же, отправленные туда в «ссылку», поработав какое-то время, уходили на пенсию. А так называемым этим «старикам» едва ли исполнилось сорок или чуть более лет – в уголовном розыске до естественной старости не пребывали – тяжелая служба преждевременно вытягивала из человека все жизненные соки, неумолимо выталкивая его на обочину жизни.
Константин Журавлев начал службу разыскником, когда ему было двадцать пять. Позади была армия и университет, а впереди увлекательная и захватывающая работа в духе детективного жанра с погоней и стрельбой, с эффектным задержанием вооруженных преступников и блестящим раскрытием какого-нибудь запутанного дела. Но молодой оперативник быстро пришел к выводу, что служба в уголовном розыске куда более прозаична, но от того не менее кропотлива и тяжела, требуя от человека неимоверных усилий, чтобы не сорваться и не опустить руки, бросив все на полпути.
Женился он на своей однокурснице, когда ему исполнилось двадцать три года. Не прошло и двух лет, в семье появились два мальчика – почти одногодки. После университета жена Кристина устроилась преподавателем в училище, профессия педагога ей пришлась по душе, и она осталась там работать постоянно, хотя она когда-то мечтала стать архитектором.
Разыскником Журавлев отслужил три года, проявил себя с лучшей стороны и его перевели к «тяжам», где он проработал почти пятнадцать лет, из них последние пять – заместителем начальника отдела.
Сколько было за это время раскрытых убийств, задержаний отъявленных и опасных преступников, насильников, детоубийц – посчитать сложно. В последнее время здоровье стало сдавать, сказалась работа на грани человеческих сил, бессонные ночи напролет с оружием в засаде, изнуряющие допросы, требующие от сыщика стальных нервов. А самым тягостным и мучительным для опера стало сострадание к родным жертв преступника, оставляющее неизгладимые рубцы в его ранимой душе.
По своей натуре Журавлев был чувствительным человеком, он нередко пропускал несчастья людей, с которыми приходилось сталкиваться во время работы, через свое сердце, что для любого сыщика было не совсем характерным явлением. Милиционер привыкает к своей работе, организм приспосабливается к самым экстремальным условиям и, если человек не становится окончательно черствым служакой, то, по крайней мере, осознанно притупляет восприимчивость к чужому горю, отодвигает чувство сострадания в дальний угол. Может быть, Журавлев совершил ошибку, придя в уголовный розыск, а не выбрав профессию, сообразуясь со своим внутренним миром? Эти вопросы иногда терзали его сознание, но он решительно отбрасывал их прочь, уже не представляя себя в другой стезе. Если в процессе раскрытия убийства сыщик подключал холодный разум, и в это время его трудно было чем-то пронять и растрогать, то, когда преступник уже сидел в камере, сыщик «расклеивался» и с возмущением рассказывал окружающим о злоумышленнике, удивляясь и поражаясь его жестокости и изворотливости, что однажды начальник угрозыска с кривой ухмылкой заметил:
– Тебе бы пора привыкнуть – не жестоких убийств не бывает. И вообще, кто придумал такое глупое словосочетание – «жестокое убийство»? А что, бывает ласковое убийство? Что может быть жестче, чем лишить человека жизни? По мне гораздо страшнее преступник, который, ласково улыбаясь, отравляет человека, месяцами капая в чай яду, чем тот, кто во время пьянки размозжил голову своему другу. Последнего можно воспитать, поставить на путь истинный, а первого – никогда. Он прирожденный убийца.
Журавлев внимал замечанию руководителя, но совершалось очередное жуткое преступление, и история повторялась, что в конце концов начальник махнул на него рукой, мол, пусть рассказывает и удивляется в свое удовольствие.
Первая трещинка в его душе, а, может быть, даже и в самом сердце, появилась у Журавлева в то время, когда он только начал работать. Ранней весной пропал десятилетний мальчик. Дети пошли в лес играть и, когда вечером вернулись обратно, не досчитались одного мальчика. Милиция бросила все силы на поиски ребенка, но тщетно. Наступила ночь. Было ветрено, но температура не опускалась ниже ноля, поэтому все с потаенным чувством ждали утра, чтобы найти пропавшего живым. С утра решили поднять вертолет, и к пилотам, опередив Журавлева, напросился один из оперативников по фамилии Сивушкин. В вертолет сел и отец пропавшего мальчика. Милиционеры продолжали прочесывать местность, изредка над их головами пролетал вертолет, который проделывал большие круги над предполагаемой территорией, где мог находиться пропавший ребенок.
