В одном небольшом, но весьма достойном королевстве, у благородного короля и его прекрасной королевы появился на свет долгожданный наследник и принц. Уже не слишком молодые родители, у которых подрастали две дочери, – старшие сёстры нашего принца, – никак не могли поверить свалившемуся на них нежданно-негаданно счастью и души не чаяли в своём младшем отпрыске. По этой причине и наречён он был Теодором, то есть дарованный Богом.
Ребёнок был чудо, как хорош: белокожий, румяный, синеокий. И рос быстро, – смышленым, здоровеньким и добрым. Все в славном королевстве любили его, а родители и сёстры, глядя на него, не могли нарадоваться и не возносить ежедневно благодарственную молитву небесам.
Учился он легко и свободно, и учителям не приходилось быть к нему слишком строгими. Разве что порой они пеняли ему на некоторую живость натуры, весёлый нрав, а также быстроту, с которой он переключался с одного занятия на другое, усматривая в этом неустойчивость интересов и некую легкомысленность.
А Теодора действительно интересовало многое. Он любил историю, весьма преуспел в изучении иностранных языков, с удовольствием занимался естественными и точными науками. Но более всего оказался талантлив к живописи.
И нравом обладал добрым и отзывчивым. С детских лет охотно помогал садовникам, птичницам, псарю, конюху в их трудах, не боясь испачкать руки, и никак не кичась своим высокородным происхождением.
И был у него друг закадычный – Никола, сын королевского дворецкого, хрупкий, белокурый мальчуган одних с Теодором лет. С самого раннего возраста они так сдружились, что ни одного почти дня не проводили порознь и даже считали себя названными братьями.
Никола, бледный и слабый здоровьем, перенесший в детстве коварную болезнь и оставшийся хромым на всю жизнь, искренне восхищался смелостью, красотой и умом своего друга, а Теодор ценил в Николе его практическую смекалку, остроумие, искреннюю преданность и благородное сердце.
А ещё Никола умел видеть во всяком проявлении и в любой ситуации хороший знак и это его качество в сочетании с искренностью и душевной щедростью, снискало ему добрую славу в королевстве.
Великодушный король, дворецкий которого служил ещё его отцу, видя такую дружбу между мальчиками, позволил Николе учиться вместе со своим сыном, справедливо рассуждая, что вдвоём учёба будет проходить гораздо эффективнее .
Детские годы принца пронеслись сквозь розовый туман счастливого, ничем не омрачённого рассвета его жизни. И принц наш превратился в стройного и прекрасного юношу.
Младший сын старого дворецкого получил такое же превосходное образование, как и сам принц, хотя и в половину не обладал способностями Теодора, а достойные отметки зарабатывал исключительно благодаря своей усидчивости и прилежанию.
Да и то сказать, соперничать с нашим юным принцем было бы сложно не только малорослому и хромому Николе, но и более выносливому и способному юноше. Ведь даже взрослым и сильным воинам не всегда удавалось оказываться впереди славного Теодора.
Так, ещё не достигнув и пятнадцати лет, сын благородного короля и прекрасной королевы, уже брал главные призы на скачках и даже побеждал в турнирах. Кроме того, принц прослыл успешным охотником, метким стрелком и отличным наездником. Он наперегонки плавал в бурной и коварной реке, что несла свои ледяные воды у северной границы королевства.
И порою нельзя было отвести глаз, когда он, с развевающимися на ветру светлыми волосами, статный и ловкий скакал впереди королевской кавалькады. Синие глаза его в обрамлении тёмных ресниц озорно поблёскивали, нежно-багряный румянец играл на бархатной коже, а на губах, ещё по-юношески пухлых и не знающих поцелуя, играла мягкая улыбка, приоткрывающая ряд белоснежных, ровных зубов.
В день восемнадцатилетия принца в королевстве было устроено пышное торжество. Много гостей съехалось во дворец, который называли мозаичным из-за обилия удивительных, разноцветных окон. С самого утра молодой Теодор, стоя у трона своих благородных родителей, принимал пышные поздравления и щедрые дары.
Самой последней подошла к юноше престарелая графиня, живущая одиноко в своём полуразрушенном, тёмном замке. После того, как старый граф умер, не оставив своей бездетной жене ничего, кроме долгов, состояние её дел год от года становилось всё хуже. Но этому горю ещё можно было бы помочь, если бы не злобный и склочный нрав старой женщины. Она находилась в ссоре почти со всеми своими соседями, кроме нашего короля, с которым ввиду его прекрасного и благодушного нрава, просто невозможно было поссориться. Но и его помощь, бескорыстно и не раз предложенную, она с непонятным упрямством и пугающим остервенением раз за разом категорически отвергала.
В день рождения принца, высохшая и скрюченная графиня, в своём чёрном одеянии напоминающая старую ворону, медленно подошла к Теодору и произнесла скрипучим голосом:
– Мне нечего подарить тебе, светлейший принц… У меня не осталось ничего, кроме титула и старого, полуразрушенного замка, которым пугают теперь малых детей. Да и что, в самом деле, подарить человеку, у которого есть всё?
Старая графиня хитро прищурилась и промолвила после значительной паузы:
– Но всё же, думаю, у меня имеется для тебя кое-что гораздо ценнее расшитых золотом камзолов, перстней с заморскими самоцветами и вороных жеребцов. У меня есть предсказание-предостережение…
Она приблизилась почти вплотную к молодому человеку… Присутствующих поразил контраст буйствующей, бьющей в глаза цветущей молодости и красоты принца, и отдающей могильным холодом, отталкивающей в своём уродстве замшелой старости графини. Подняв к нему морщинистую шею, с задубевшей и потемневшей от времени кожей, старуха, сделав короткую паузу, чтобы восстановить дыхание, продолжила своим сухим, потрескивающим голосом:
– Суждено тебе встретить, мой юный, прекрасный принц великую Любовь, настоящий идеал чистой прелести и красоты. Девушку, которая полюбит тебя всем сердцем и подарит бесконечное счастье…
– Благодарю вас, графиня, – слегка поклонился ей Теодор, – это прекрасное предсказание…
– Погоди, мой нетерпеливый и благородный принц, ведь есть ещё и предостережение…– тут она схватила его за руку своей высохшей, похожей на куриную лапу рукой, затянутой кружевной, чёрной перчаткой, да так что от неожиданности молодой человек слегка вздрогнул, а исполинского роста воин, стоящий у входа и не спускающий внимательных глаз с графини, положил руку на эфес своей шпаги. Но старуха тем временем, притянув к себе Теодора, зашептала ему в самое ухо:
– Да только смотри внимательнее, сокол мой ясный, не упусти её… Идеал, он как синяя птица счастья – не просто хрупкий и редкий, он – единственный. Идеал, мой милый, растворяется от невнимательности да равнодушия – мелькнёт и исчезнет, словно и не было его никогда…
